И это действительно так. Есть что-то беспредельно знакомое в его глазах, таких темных, таких бездонных. Хотя это и неудивительно, если вспомнить, что несколько дней подряд они являлись мне во снах.
Дэр удивленно вскидывает бровь.
– Может, у меня просто такое лицо?
Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не фыркнуть. Едва ли.
Он пристально меня разглядывает.
– И все же, несмотря ни на что, наваждение обязательно восторжествует.
Я встряхиваю головой и улыбаюсь. Улыбаюсь искренне.
– Ну это суд еще не постановил.
Дэр допивает свой последний глоток кофе, его взгляд все еще прикован ко мне, а затем твердой рукой он ставит свою чашку на стол и поднимается с места.
– Что ж, тогда оповести меня, когда мой приговор будет вынесен.
И он уходит.
Я настолько потрясена его внезапным исчезновением, что мне требуется несколько секунд, чтобы все встало у меня в голове на свои места. Он сказал, что
И он забрал с собой листок с номером моего отца.
Глава 19
Все вокруг вращается в бешеном колесе времени, оно закручивает меня в сумасшедшем вихре.
Весь мир кажется слишком неустойчивым, слишком остроугольным, слишком сложным.
Адэр Дюбрэй снимает наш гостевой домик, однако в нем остается его особенная загадка, и с каждым днем мне хочется узнавать его все больше и больше.
Во мне крепнет чувство, что мы с ним уже давным-давно знакомы.
Он является ко мне во снах каждую ночь, и от этого я все сильнее прирастаю к нему душой.
Проходит примерно месяц, и однажды ночью мы стоим на моем любимом месте, на голубоватой отмели отлива, и любуемся звездами.
Рука Дэра поднимается вверх, показывая мне направление, в котором нужно смотреть.
– Это пояс Ориона. А вон там, над ним… это Андромеда. Я не думаю, что сегодня мы сможем увидеть созвездие Персея. – Он замолкает, пристально глядя на меня. – Ты ведь знаешь миф о них?
Его голос звучит так мягко и спокойно, что, вслушиваясь в него, я уплываю вдаль по волнам своего сознания от всех моих насущных проблем прямо к нему, ближе к его темным глазам, пухлым губам и длинным рукам.
Я киваю, вспоминая все, что слышала об Андромеде на уроках по астрологии в школе.
– Да. Мать Андромеды оскорбила Посейдона, и девушку приговорили к смерти, она была отдана на растерзание морскому чудовищу. Но ее спас Персей, а потом они поженились.
Он кивает, удовлетворенный моим ответом.
– Да. И с тех пор они поселились на небесах для того, чтобы напоминать юным возлюбленным по всему миру о безграничности и бессмертии любви.
Я фыркаю.
– Ага. А потом про них сняли банальный и слащавый фильм, в который бездарно слили всю греческую мифологию, которую только смогли вспомнить.
Губы Дэра подрагивают.
– Возможно. Но ты не думала о том, что стоит пересмотреть твою теорию в соответствии с посылом о вечной любви, который прячется где-то между строк?
Выражение его лица шутливое, но я все-таки не могу понять, говорит он серьезно или все же иронизирует, потому что, как говорится, ирония потеряна для меня.
– Ты же знаешь, что все это бред, – отвечаю я, подбрасывая метафорические кости, – бессмертная любовь, вот я о чем. Нет ничего бессмертного в мире. Люди влюбляются, а потом охладевают друг к другу, химия проходит, а может, они просто сами умирают. Поэтому с какой точки на это ни посмотреть, любовь всегда смертна.
Дэр скептически смотрит на меня сверху вниз.
– Если ты действительно так считаешь, то ты также должна верить в то, что смерть контролирует все в нашей жизни, а может, даже не смерть, а обстоятельства. Это так удручает, Калла! Должна же у нас быть возможность самим все контролировать?
Он выглядит крайне обеспокоенным, казалось бы, таким пустяковым разговором, а я пристально смотрю на него, на все сто уверенная в своей правоте и опечаленная тем, что расстроила его.
Но ведь я и правда была окружена ею всю свою жизнь, как ни крути… Я постоянно была погружена в атмосферу смерти и роковых стечений обстоятельств. Я – та самая девушка, мать которой погибла несколько недель назад, а весь мир вокруг продолжает жить и процветать так, словно ничего не случилось.
– Я не говорила, что смерть контролирует всю нашу жизнь, – пытаюсь оправдаться перед ним я, – но как поспорить с тем, что она выигрывает, если смотреть на все в долгосрочной перспективе? Всегда. Потому что мы все смертны, Дэр. Поэтому победит смерть, а не любовь.
Он усмехается.
– Расскажи это Персею и Андромеде. Они бессмертны в этом безбрежном небе.
Я усмехаюсь ему в лицо в ответ.
– А еще они нереальны.