Люмен

Дэр пристально смотрит на меня, прекратив разговор, хотя еще полминуты назад яростно доказывал свою точку зрения. А мне вдруг становится очень стыдно за то, что наш разговор о любви не успел начаться, как сразу же перешел к теме смерти. В этом мне, совершенно точно, нет равных.

– Прости, – говорю я, – здесь, где я живу, тотальная нехватка жизни. Смерть заявляет здесь о своем существовании гораздо громче, чем жизнь.

– Смерть и правда очень сильна, – соглашается он, – но есть вещи гораздо сильнее. Если бы их не было, то все это было бы напрасно. Жизнь бы ничего не стоила. Все эти попытки изменить ситуацию, воспользоваться шансом и так далее. Все это не стоило бы и выеденного яйца, если бы оно могло просто бесследно исчезнуть в конце.

Я пожимаю плечами и отвожу взгляд.

– Извини. Просто я скорее та, кто верит в здесь и сейчас. Это именно то, что мы хорошо знаем и на что можем рассчитывать. И мне совсем не нравится думать о том, что ждет нас в конце.

Дэр снова поднимает взгляд в небеса, но он все так же меланхоличен.

– Сегодня ты довольно пессимистична, мой прекрасный цветок каллы.

Я сглатываю, потому что внезапно до меня доходит, что я говорю как злобная мегера. Человек с уродливой душой, полный горькой желчи.

– Моя мама умерла всего несколько недель назад, – рассказываю я, и эти слова как будто когтями впиваются в мое бедное сердце, – мне все еще тяжело говорить об этом.

Он замолкает и просто покачивает головой, словно теперь все для него встало на свои места, словно он сочувствует, потому что теперь все и всегда сочувствуют мне.

– А. Я понял. Прости. Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Моя мама тоже умерла.

Я мотаю головой и отвожу взгляд, потому что его уже заволокли слезы. Мне становится очень неловко. Потому что, о господи! Смогу ли я вообще когда-нибудь думать об этом без сокрушительных рыданий?

– Все в порядке. Ты же не знал, – отвечаю я, – а ты прав. Я, наверное, просто желчная. Постоянно жить в окружении смерти… что ж, думаю, это любого сделало бы моральным уродом.

Дэр внимательно изучает меня, а его глаза искрятся в фиолетовом огне нашего импровизированного факела, отбрасывающего свои потусторонне прекрасные лучи в темные глубины пещеры, у которой, как мне кажется, нет дна.

– Твоя душа совсем не уродлива, – произносит он, и его голос поражает меня красотой своего звучания, – во всяком случае, в долгой-долгой перспективе.

Его слова заставляют меня упустить ход собственных мыслей. Потому что то, как он смотрит на меня прямо сейчас… так, словно я прекрасна, словно он давно знает меня, хотя, если честно, я просто Калла и мы знакомы не так уж давно.

– Прости, кажется, сегодня я излишне эмоциональна, – говорю я ему, – обычно я не такая. Просто… столько всего навалилось…

– Я понимаю, – тихо произносит он, – могу ли я чем-то помочь тебе?

Ты просто можешь снова назвать меня цветком каллы. Потому что это задевает во мне что-то очень личное и глубинное, кажется мне очень знакомым, заставляет чувствовать себя лучше. Но я просто встряхиваю головой.

– Я хотела бы этого. Но вряд ли.

Он улыбается в ответ.

– Хорошо. Тогда могу ли я просто проводить тебя до дома?

На секунду сердце подскакивает в моей груди, но перспектива встретиться лицом к лицу с Финном прямо сейчас совсем мне не по душе. Поэтому я мотаю головой в знак отрицания.

– Мне пока не хочется домой, – говорю я ему с сожалением, и это чистая правда.

Он всего лишь пожимает плечами.

– Ладно. Тогда я подожду тебя.

Мое сердце отбивает свой ритм, грохотом ударяя по барабанным перепонкам, а я отчаянно пытаюсь сделать вид, что меня это ни капельки не пугает.

– Ты слышала миф о Близнецах? – спрашивает он. – Кастор и Поллукс были близнецами, и когда Кастор умер, Поллукс был настолько раздавлен этим событием, что он попросил Зевса о возможности разделить свое бессмертие с братом. Зевс превратил их в звезды, и теперь они живут на небе в образе созвездий. Сейчас их не видно, но ты просто должна мне поверить.

– Ты мне все это рассказываешь, потому что я одна из двух близнецов? – любопытствую я, приподняв одну бровь.

Он пожимает плечами.

– На самом деле это не совсем так. Но только посмотрев на тебя и твоего брата, я мог бы поклясться, что ты бы отдала за него что угодно. Наверное, ради него ты была бы способна достать с неба звезду или стать звездой сама, не меньше.

Он улыбается, но я только покачиваю головой, потому что он не имеет ни малейшего понятия, на что я готова ради благополучия моего брата. Если честно, с каждым днем я сама все меньше и меньше понимаю, на что я способна, чтобы его защитить. Может, мне все это привиделось, может, все случившееся было лишь плодом воображения, а теперь это не имеет ни малейшего отношения к действительности?