ЛоГГ. Том 4. Военная хитрость

— Конституционное правительство идёт против самодержавия, прогрессивная демократия — против нетерпимого авторитаризма. Мы защищаем эти идеологии, как если бы они были естественным выбором, и применяем их на практике. Но если всё, сделанное Рудольфом, будет отвергнуто и похоронено Лоэнграммом, я не вижу причин для продолжения существования Союза как такового.

Юлиан промолчал.

— Подумай, Юлиан. Насколько бы оторванным от реальности ни был человек, в здравом уме он не будет искренне верить в бессмертие. И всё же, тебе не кажется, что вокруг до странности много глупцов, верящих, что их государства нерушимы?

Юлиан вновь не ответил, лишь посмотрел на молодого адмирала своими тёмно-карими глазами. Мысли Яна часто развивались вне простраства и времени и принимали крайне откровенную форму выражения, что нравилось не только Юлиану, но и Фредерике.

— Юлиан, государства — это не более, чем базовые инструменты. Никогда не забывай об этом, и, возможно, тогда ты будешь держаться за то, кто ты есть.

Ян считал, что худшая болезнь, порождённая человеческой цивилизацией — это вера в свою нацию. На самом деле, это не более чем механизм, с помощью которого можно эффективно продвигать взаимодополняющие отношения между живущими в нём. Не было никаких других причин, по которым ими управляли инструменты. Или, точнее, большинство позволяло управлять собой избранным, знающим, как использовать эти инструменты. Ян не считал, что Юлиану нужно, чтобы его окружали такие люди. Он не сказал этого, но предполагал, что юноша сможет найти утешение в жизни на Феззане. Для Юлиана было бы лучше отказаться от Союза и стать феззанцем. На данный момент, Ян был удовлетворён тем, какое будущее ждало его подопечного.

«По крайней мере, Кассельн сделал хоть что-то правильное. Он привёл тебя ко мне».

Ян собирался сказать это вслух, но каким-то образом потерял слова, рассеявшиеся словно туман. Так что он молча смотрел в неествественные сумерки, сгустившиеся над ними. На его скрещенных ногах лежали пустая пивная банка и чёрный берет, казалось, моливший о пощаде из-за многочисленных злоупотреблений своего хозяина.

III

Весть о том, что Юлиан Минц покидает Изерлон, стала неожиданностью для офицеров штаба Яна. Когда старший товарищ Яна по академии, Алекс Кассельн, узнал об этом, то припомнил своё давнее обвинение.

— Так ты наконец набрался храбрости избавиться от Юлиана? — вопрос прозвучал риточески. — Должен сказать, я удивлён.

— Я ничего не могу с этим поделать — таков приказ комитета обороны. Кроме того, мне тоже было шестнадцать, когда я покинул отца и поступил в Военную академию. Может, и ему пришло время начать самостоятельную жизнь.

— Неплохое суждение, но как ты сам будешь обходиться без Юлиана?

На этот раз Кассельн казался искренне обеспокоенным, что ещё больше раздражало Яна.

— Лейтенант Гринхилл спросила то же самое… Почему все думают, что я без него пропаду?

— Потому что это правда, — припечатал Кассельн с уверенностью, не оставляющей места для возражений.

Пока Ян пытался найти едкий ответ, Кассельн попросил его пригласить Юлиана на ужин. Когда юноша отправится на Феззан, возможность для таких семейных посиделок будет для него потеряна.

Если что-то в Яне и вызывало неудовольствие у Кассельна и Шёнкопфа, так это то, сколь прямолинейным он был, читая лекции Юлиану. По мнению Кассельна, слушатель лекции был более взрослым, чем тот, кто их читал.

— Только люди без здравого смысла допускают такую ошибку, как попытки убедить в чём-то других, обращаясь к их здравому смыслу.

— Это верно, ведь дети часто не слушаются родителей, но подражают им. Бессмысленно просто говорить об этом.

Слушая их разговор, Ян чувствовал себя не на своём месте рядом с этими самоотверженными хранителями здравого смысла. Но у Кассельна, по крайней мере, было гармоничное домашнее хозяйство, хотя, по мнению Яна, штаны в семье носила жена, а не муж. А вот слышать обвинения в неправильном образе жизни от Шёнкопфа, который был на три года старше его и до сих пор оставался холостяком, являясь воплощением халифа из «Тысячи и одной ночи», Ян причин не видел.

Впрочем, сейчас Яну было не до словесных состязаний, так как у него имелось важное дело. В полученном им приказе также говорилось о том, что он должен выделить Юлиану охрану, и этим он никак не мог пренебречь.

В конце концов Ян согласился с Фредерикой Гринхилл, предложившей на эту должность кандидатуру прапорщика Луи Машунго. Тот был порядочным человеком, служившим телохранителем самого адмирала, а генерал-майор Шёнкопф дал гарантию его преданности и силы. Так что Ян был уверен, что Машунго сможет защитить Юлиана, а может, что-то и посоветовать. Ведь все офицеры, дислоцированные на Феззане, наверняка были завербованы Трюнихтом, и на «вражеской территории» представительства Союза Машунго будет единственным и самым надёжным союзником Юлиана.