ЛоГГ. Том 4. Военная хитрость

Ян задумался, стоит ли отвечать, так как вопрос мальчика содержал также и ответ. И всё же он удержался от безответственной мысли отправить визитёра в соседний дом и кивнул.

— Здравствуйте! Рад познакомиться с вами. Меня зовут Юлиан Минц. Мне поручено заботиться о вашем доме.

Мальчик выглядел совсем юным, и Ян задался вопросом, не слишком ли помешают такие дополнительные обязанности его жизни, но прозвучавшее следом имя развеяло его сомнения:

— Меня прислал сюда его превосходительство коммодор Кассельн.

В то время Ян был капитаном, а Кассельн — коммодором, служившим в штабе и отвечавшим, в частности, за выполнение закона Трэверса, согласно которому сироты погибших в бою солдат воспитывались семьями других военных.

— Помню, вы вышли встречать меня с зубной щёткой во рту.

Ян ничего подобного не припоминал. Он решил, что мальчик просто сочиняет, но не стал говорить этого вслух. В случае возникновения споров, весы веры всегда склонялись не в его сторону. Как-то раз Кассельн сказал ему, что когда ему требуется какая-то информация на его счёт, он обращается к Фредерике Гринхилл, если это касается государственных дел, и к Юлиану, если это касается дел личных. Почему же просто не обратиться к нему? Ответ был решительным:

— Всем нужна точная информация. Но может ли тот, кто путает лево и право в зеркале, нарисовать точный автопортрет?

Метафора Яну не понравилась, но он подумал, что принимать к сведению суждения друзей и подчинённых — его обязанность. С другой стороны, Кассельн мог таким образом просто издеваться над своим младшим товарищем.

Юлиан был не единственым, кто готовился к отъезду. Меркатцу, который, несмотря на недовольство, наконец согласился принять назначение министром законного правительства Галактической Империи, и его адъютант Шнайдер также собирались покинуть крепость. У Яна не оставалось иного выбора, кроме как отпустить Меркатца. Ну а Шнайдер тенью следовал за своим командиром, куда бы тот ни шёл.

Когда Юлиан заглянул к Кассельну попрощаться, человек, ответственный за его знакомство с Яном, сказал:

— Не спи там с кем попало. Ты заставишь Шарлотту плакать.

Трудно было понять, шутит он или нет. Юлиан неловко улыбнулся, мысленно отмечая собственную реакцию.

У инструктора Юлиана по пилотированию, Оливера Поплана, было другое мнение:

— Если бы ты только остался в крепости ещё на год… Ты так много не успел…

— Да, я бы хотел ещё многому у вас научиться.

— Точно. И я говорю не только про управление спартанцем. Я бы предпочёл научить тебя более приятным вещам, — сказал молодой ас, зная, как трудно стоящему поблизости Яну молчать при этом разговоре. — Когда мне было семнадцать, я сбил своего первого противника и завоевал свою первую женщину. С тех пор я продолжаю одерживать победы на обоих фронтах. И там, и там уже трёхзначные цифры.

Юлиан ограничился сухим удивлением, не став ничего говорить. Хотя, будь рядом Шёнкопф, он бы не преминул высказать циничный комментарий на тему того, что Поплан предпочитает количество качеству, но шестнадцатилетний Юлиан не имел возможности сказать это. Он до сих пор иногда краснел от одного лишь присутствия Фредерики Гринхилл. Поплан почувствовал, что теряет своего протеже.

— Береги себя, — товарищ Поплана, Иван Конев, поначалу ограничился лишь этой вежливой фразой, но потом, что-то припомнив, добавил: — Кажется, у меня есть кузен на Феззане. Правда, я никогда не встречался с ним, да и Феззан огромен.

Он пожал Юлиану руку и в последний раз пожелал ему всего хорошего.

Начальник штаба адмирал Мурай, человек, наделённый большим умом и дотошностью, а также прекрасными управленческими способностями, находился в своей собственной лиге. Он производил впечатление бюрократа, и Юлиан никогда не был с ним особенно близок, но и не попрощаться тоже не мог. Приняв юношу у себя в каюте, Мурай высказал обычные формальные слова поддержки, но затем сменил тон:

— Что ж, полагаю, теперь я могу это сказать. Моей работой было сделать так, чтобы адмирал Ян выглядел лучше. О, не делай такое лицо. Я не жалуюсь и не пытаюсь никого винить.

Хоть Мурай и улыбнулся, Юлиан понял, что, должно быть, обвинил его взглядом в несправедливости у Яну.