— Простите мне мои слова, но я не уверен, что стоит полностью доверять феззанцу-интригану, — с вежливым безразличием заявил Ройенталь. — Как только мы пройдём через Феззанский коридор и вторгнемся на территорию Союза, то, стоит им решить предать нас и перекрыть коридор, и мы станем легкой добычей. Не зная толком территории противника, мы подвергнем большой опасности наши линии снабжения и коммуникации, разве не так?
Биттенфельд возразил:
— Опасения Ройенталя естественны, но даже если бы Феззан пошёл на такой трусливый шаг, разве бы у нас не хватило сил, чтобы одним ударом поставить их на место?
— Хотите сказать, что нам пришлось бы вновь повернуть флот на Феззанский коридор?
— Да, военная мощь Феззана с нашей не идёт ни в какое сравнение. Уверен, что мы могли бы сломать все их планы достаточно безболезненно.
— А если силы Союза ударят как раз в тот момент, когда мы повернём флот и оголим тылы? — спросил Ройенталь. — Это поставит нас в невыгодное положение. Не думаю, что мы потерпим поражение, но мы не можем идти на такие жертвы.
Нередко солдата, который произносил такие слова, считавшиеся отголоском консервативной теории, называли трусом, но во всём имперском флоте не нашлось бы человека, который бы решился обвинить в трусости адмирала Ройенталя. Биттенфельд был мрачен и молчалив, и никто из адмиралов не хотел с ним спорить. Слово взял Райнхард:
— В словах Ройенталя есть смысл, но я уже твёрдо решил, что вторжение пойдёт через Феззанский коридор. Предположение, что Изерлонский коридор — единственный путь для вторжения, что сокращает нам выбор стратегии, поставит в глупое положение Союз Свободных Планет, ведь они проложили путь к крепости телами своих людей. Лишь человеческая прихоть запрещает использовать Феззанский коридор для вторжения, а не какой-то закон, что существует с незапамятных времён. Мы не обязаны пребывать в той же иллюзии, что и Союз. Проход через Феззанский коридор — лучшее решение хотя бы потому, что оно даст нашему вторжению элемент неожиданности.
Райнхард осмотрелся, чтобы убедиться, что его мысль дошла до всех, прежде чем продолжить:
— Теперь к делу. Сначала мы пошлём флот в направлении Изерлонского коридора, как они и ожидают. Гораздо большее число кораблей, чем этой весной под командованием Кемпффа и Мюллера. Естественно, это будет отвлекающий маневр.
Белые щеки Райнхарда вспыхнули. Это была не политика и не хитрость, а чистая стратегия и тактика, от которых вся натура его приходила в полный восторг.
— Пока внимание Союза будет обращено к Изерлону, наши главные силы пройдут через Феззанский коридор и вторгнутся на их территорию. Ян Вэнли находится в Изерлоне. Любые другие подразделения и командующие не представляют для нас угрозы.
— Я думаю, всё так, как вы и говорите, — произнёс Ураганный Волк с лёгким сомнением. — Но всё же остаётся проблема Яна Вэнли. Мы обязаны принять во внимание возможность того, что он совершит долгий переход из Изерлона и нанесёт ответный удар по основным нашим силам.
— В такой ситуации нам следует ударить его в тыл и превратить в мученика за дело демократии.
После гордой речи Райнхарда большинство адмиралов выразили своё согласие, лишь Оберштайн смотрел в пустоту своими искусственными глазами.
— Думаете, это будет так просто? — спросил Ройенталь.
Вольфганг Миттермайер бросил на него быстрый взгляд. Поддаваться тревоге было несвойственно для такого прямолинейного человека, как Ройенталь. Но этого, похоже, никто не заметил.
— Я бы хотел, чтобы всё прошло по плану.
Сознательно или нет, Райнхард отреагировал на слова фон Ройенталя, элегантно, едва заметно, улыбнувшись. Красоту этой улыбки отказывались признавать лишь те, кто питал ненависть к Райнхарду и не признавал его гений.
— Как и я.
Молодой адмирал с разноцветными глазами искренне улыбнулся. Миттермайер почувствовал облегчение: ощущение тревоги отступило от сердца. Сразу после того, как Карл Густав Кемпфф погиб в битве за Изерлон, Ройенталь удивил Миттермайера, высказав сомнение в Райнхарде. На следующий день он отшутился, что всё дело в выпивке, но, хотя Миттермайеру хотелось верить в это оправдание, он не мог не впустить в душу беспокойство. Ройенталь не любил держать обиды, но не любил и посвящать в них других людей. По крайней мере, так он мог быть уверен, что не сказал и не сделал ничего лишнего.
— А какое название получит эта грандиозная операция? — спросил Мюллер.
Райнхард удовлетворённо улыбнулся. Он взмахнул своими золотыми волосами и почти пропел:
— Я дал ей название «Операция Рагнарёк».