Логово бессмертных

Далее камера снимала, я сидел в отдалении и ждал. В течение первого часа с телом ничего не происходило, оно не подавало признаков жизни. Через три часа, уже практически ночью, я констатировал начало трупного окоченения. Даже если Лавренюка и найдут в ближайшее время, помочь ему уже никто не сможет. Никаким технологиям и даже чудесам не под силу будет оживить несколько часов мертвый мозг. А на тело мне было плевать, пускай реанимируют и делают с этим овощем что угодно, да хоть в тушу для какого-нибудь богатенького клиента превращают, подобный исход был бы справедливым возмездием для этой твари.

Территорию завода я покидал окрыленный. Впервые за долгое время свершилось хоть что-то отдаленно напоминающее правосудие. У КУБа было еще много длинных ядовитых щупалец, которые предстояло обрубить, но лиха беда начало. Процесс запущен.

Опасный сюрприз

Выбравшись с пустыря почти без приключений, что при выключенных фарах в условиях полной темноты было сродни подвигу, я минут сорок покатался по промышленным окраинам столицы. Хотелось привести мысли в порядок. Далеко за полночь, когда о закрытии подумывали даже ночные увеселительные заведении, я наконец остановил верой и правдой отслужившую «Волгу» во дворе расселенного и предназначенного под снос дома. За исключением бродячих псов и пару раз мелькнувших в свете фар темных личностей, которые хотели быть обнаруженными еще меньше, чем я, вокруг не было ни души. Некогда шумный и людный микрорайон был пуст, меня окружали только брошенные девятиэтажки, устало и осуждающе взиравшие на меня пустыми глазницами черных окон без стекол, да горы мусора. Одна из таких возвышенностей была рукотворной, однако почти не отличалась от стихийно возникших. Под грудами отбросов скрывался припрятанный «жигуленок» не первой свежести, но все еще на ходу.

Я раскидал особо крупные куски мусора, а затем в свете фонаря нашел присыпанный землей край тента, который укрывал машину. Раскрывать «жигуль» оказалось куда проще, чем прятать его, по крайней мере быстрее. Хотя все дело могло быть в желании поскорее избавиться от опостылевшей маски и зловонной одежды, а может быть и от напоминания о случившемся.

На всякий случай оглядевшись, а потом выключив фонарь, я наконец-то сорвал с взопревшей головы латексную маску с париком, накладную грудь и разделся. Чистая одежда лежала в салоне «жигулей», и каким же наслаждением было надеть сухое, пахнущее новым белье!

Мокрое от пота тряпье, маска, инструменты и все до последней мелочи, чем я пользовался при похищении Лавренюка и что могло хоть как-то меня связать с этим преступлением, подлежали безальтернативному уничтожению. Это был закон, которому меня научила жестокая жизнь. Она же не раз преподавала мне и другой урок, научив перед этим проверять все вещи, чтобы в запале не сжечь что-то лишнее. Но уж лучше погубить что-то не имеющее отношения к делу, чем по собственной дури сохранить опасную улику. Но тем не менее я всегда копался в барахле и почти всегда находил в нем что-то ценное. Вот и тогда, роясь в сумке с инструментами, я сначала заметил подозрительное свечение в темной утробе баула, а потом нашел и его источник. Это был смартфон, слабый свет пробивался через щели в неплотно прилегающем к экрану чехле.

У меня внутри все похолодело. Несколько секунд я тупо пялился на него, чуть ли не в панике пытаясь предположить источник происхождения телефона в моей сумке, а потом наконец-то догадался его выключить. Все меры предосторожности, вся моя конспирация, все эти латексные маски и перчатки оказались бессмысленными из-за включенного телефона. Но потом я чуть успокоился, ведь если меня до сих пор не взяли, то либо вообще не искали, либо не могли найти. Последнее было более вероятно, потому как перед выключением аппарата я успел прочитать на экране предупреждение об активированном режиме «В самолете».

Телефон производил впечатление очень дорого устройства премиум-класса. Да и солидный кожаный чехол намекал на богатого владельца.