Лонг-Айленд [litres]

– Твой брат Джек выкупил у меня этот дом. Два года назад, когда он приезжал из Бирмингема, мы договорились, что дом принадлежит мне до конца жизни, а после меня тут будет жить Мартин, пока не придет его время встретиться с Создателем. А дальше дом будет принадлежать Джеку или его семье. Это соглашение устраивает всех, поскольку Джек в деньгах не нуждается. Когда дела идут хорошо, на него работает более пятидесяти человек. Я решила рассказать тебе об этом по двум причинам. Во-первых, чтобы ты не думала, будто я нуждаюсь в благотворительности. Во-вторых, чтобы ты не рассчитывала на свою долю в доме, когда я отойду в мир иной.

– Я и не рассчитывала.

– Вот и славно.

* * *

Дни тянулись бесконечно. Автомобиль, который Эйлиш арендовала в дублинском аэропорту на деньги Фрэнка, стоял у порога. Она предлагала матери прокатиться, но та отказалась.

– Залезть в машину я еще сумею, но обратно уже не выберусь. И что тогда делать? То-то будет зрелище!

Поначалу разговор между матерью и Мартином за столом заинтересовал Эйлиш. В Сент-Джонс-Виллас жила женщина по имени Бетти Парл, работавшая в страховой компании на Мейн-стрит. Каждое утро она проходила мимо дома на Корт-стрит, с гордым видом держа элегантный зонтик. Элегантностью отличался и ее костюм. Крашеные иссиня-черные волосы, толстый слой косметики на лице.

– А ты знаешь, что мне про нее рассказали? – спросила мать Эйлиш. – Оказывается, эта Бетти написала папе римскому! Это было после смерти ее матери, вся ее семья уехала из города, и она осталась наедине со своими зонтиками, нарядами, косметикой и крашеными волосами, и ей стало грустно и одиноко. И что вы думаете? Она написала папе римскому! И рассказала ему о себе. Представь, какая у них в Ватикане суета, но они тут же разбудили папу. Вставайте, пришло письмо от Бетти Парл!

Когда она рассказала про Бетти Парл во второй, затем в третий раз, а Мартин все так же смеялся, раззадоривая мать, до Эйлиш дошло, что он слышит эту историю постоянно. К концу первой недели все истории ее матери успели повториться по нескольку раз. Впрочем, иногда объекты ее насмешек менялись.

– Джози Кэхилл остановила меня на улице, чего обычно не делает. Поначалу я не поняла, с чего бы это, а потом сообразила, что она хотела похвастаться своим младшеньким, который учится на врача. Он как раз закончил первый курс. Ни у кого из Кэхиллов отродясь не было мозгов. Я чуть было не сказала это Джози напрямик. Да и с ее стороны похвастаться нечем. Помню, как ее отец развозил уголь, а брат выгуливал борзых.

– А что плохого, если мальчик собирается стать врачом? – спросила Эйлиш.

– Но если он откроет практику в городе, никто к нему не пойдет!

– Может быть, он найдет другое место.

– Надеюсь. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь из Кэхиллов тыкал в меня пальцем.

Мать вставала в восемь, а к девяти уже убирала посуду после завтрака. В половине второго был главный прием пищи, и после этого заняться было решительно нечем. Эйлиш не считала себя вправе прокатиться на машине или прогуливаться в одиночку. Она приехала домой, чтобы побыть с матерью.

Однажды вечером, когда мать рано улеглась, что случалось частенько, Эйлиш услышала, как подъехал Мартин. Она уже поняла, что брат не пьет, если собирается садиться за руль. Мать рассказала ей, что в прошлом году у него отобрали права на полгода. Сегодня брат казался не таким дерганым, как обычно, и согласился выпить с ней чашку чая. Она спросила его о местных пабах, чтобы завязать разговор, но, когда Мартин принялся расписывать любимые места, поняла, что может, не вызывая подозрений, мимоходом упомянуть в разговоре Джима Фаррелла.

– Мать говорит, ты разбила ему сердце, – отозвался Мартин.

– Мало ли что она говорит.

– У него хороший бизнес. Джим открыл большое помещение в задней части паба и взял бармена в помощь Шейну Нолану. Я еще не встречал никого, кому не нравился бы Шейн Нолан.

– А что сам Джим?

– У него собираются все старожилы, и молодежь подтягивается. По выходным к стойке не подобраться. Я бываю там в середине недели.

– Я слыхала, у него есть кто-то в Дублине.

– Он ездит в Дублин по четвергам, но к девяти возвращается, а все выходные работает. Так что непонятно, где он находит время на девушек.

– Все-то ты про всех знаешь!

– Это я люблю. Мимо меня и муха не пролетит.

При матери Эйлиш не стала бы расспрашивать Мартина про Джима Фаррелла. И сейчас она замолчала на случай, если Мартину придет охота развить эту тему, но он вскоре укатил домой в Куш, ничего ей больше не рассказав.

Мать ни разу не упомянула о Джиме. Она также не горела желанием узнать новости о Тони и его семье, и даже попытки Эйлиш заговорить о Розелле и Ларри не встретили интереса. В письмах Эйлиш рассказывала о своей работе в мастерской Дакессяна, но, когда как-то раз упомянула своего босса, мать не поняла, о ком речь. Эйлиш надеялась, что со временем ее отношение изменится, но пока вынуждена была признать, что матери ее американская жизнь не интересна.