Лонг-Айленд [litres]

Когда мать показала ей фотокарточки большого дома Джека в пригороде Бирмингема, а также карточки его жены и детей, Эйлиш задалась вопросом, куда подевались присланные ею снимки Розеллы и Ларри. Тем временем мать сходила за другим альбомом, но то были фотокарточки Пата с семьей в доме поскромнее. До конца дня мать говорила только о Пате с Джеком и их семьях в Англии. Эйлиш узнала, в какие школы ходили ее племянники и племянницы, где они проводили каникулы, а еще, что старшая дочь Джека учится в университете на естественнонаучном факультете, а старший сын Пата хорош в математике.

Теперь Эйлиш понимала, что ей не следовало приезжать до юбилея. Она пыталась вспомнить, почему решила приехать на месяц раньше детей. Отчасти она хотела сбежать от Тони и его матери на время, пока не выяснится поточнее, что они замышляют. Однако она не подумала, каким долгими будут ее дни, как будут тянуться послеобеденные и вечерние часы и насколько ей будет нечем заняться в родном доме.

По прибытии она коротко сообщила Тони, что добралась благополучно. Об арендованном автомобиле не упомянула, чтобы он лишний раз не беспокоился о деньгах. Она старалась, чтобы ее слова не звучали слишком холодно, но и не написала, что скучает. Несколько дней спустя она уже строчила куда более пространные письма Розелле и Ларри, а также Фрэнку. Пока Эйлиш писала, она представляла себе обычное утро в их тупичке в Линденхерсте. Летом она просыпалась раньше всех, а к тому времени, когда вставали остальные, успевала позавтракать. Проснуться бы сейчас там! Потом встретиться с мистером Дакессяном и выслушать отчет о прочитанной им исторической книге, встречах с постоянными клиентами и запчастях, которые он срочно заказал по телефону. Все это время Эйлиш помнила, что ее комнаты ждут хозяйку: спальня, кухня, гостиная. Ждут знакомые звуки: вот Ларри играет с двоюродными братьями, вот автомобиль Тони въезжает задом на подъездную дорожку, а вот и голос самого Тони, входящего в дверь.

Эйлиш гадала, вернется ли в эту жизнь, и ловила себя на том, что мечтает получить письмо от Тони, от его матери или от Фрэнка. В этом письме говорилось бы, что они начали смотреть на вещи с ее точки зрения, или о том, что тот человек решил сам растить ребенка вместе с женой.

Ей хотелось, чтобы дети приехали сейчас, а не через несколько недель. И чтобы мать разрешила ей рассказать о них. Но Эйлиш не позволяла себе предаваться мечтам. А ей так хотелось оказаться сейчас не в материнской гостиной, сочиняя письмо и слушая шарканье ног этажом выше, а в Америке, проснуться ранним летним утром от мягкого утреннего света, который пробивается сквозь занавески ее дома на Лонг-Айленде.

Она написала Розелле о свадьбе Мириам, добавив, что надеется купить новое платье и, может быть, туфли и шляпку, если найдет подходящие. Написала, что бабушка никогда не пропускает шестичасовые новости и очень сердится, если в девять дикторы повторяют старые заголовки. Она хотела написать про Мартина и его бесконечные метания между домиком над береговым утесом и материнским домом, но решила приберечь это для письма Ларри. Фрэнку она намекнула, как странно чувствует себя в доме, который когда-то был ей родным. Ни в одном письме Эйлиш не упомянула о Тони. Не хотела о нем говорить. И ни в одном письме не призналась, что ей, матери и Мартину приходится протискиваться мимо холодильника, стиральной машины и плиты, которые до сих пор стоят в коридоре нераспакованные. Она верила, что чем дольше они там простоят, тем сложнее будет их вернуть.

* * *

Проснулась Эйлиш в полумраке и принялась размышлять, пугает ли ее предстоящий день, и внезапно поняла, что нет, не пугает. Она жила в доме своей матери. Пока Эйлиш валялась, ей пришло в голову, что неплохо бы сменить кровать. Матрас наверняка был тем же самым, на котором она спала более двадцати лет назад. Только теперь он стал тоньше и промялся посередине, а одеяло всю ночь сползало с застиранных шелковистых простыней.

Эйлиш задумалась, где будут спать Розелла и Ларри, когда приедут. Сама она спала в комнате, которую раньше делила с Роуз, а Мартин – в комнате, которую в детстве делил с братьями. Была еще комната в мансарде, куда можно было подняться по лестнице, но ею никогда не пользовались. Других спален, кроме спальни матери, в доме не было.

Однажды вечером после девятичасовых новостей она подняла тему старых простыней и матраса. Эйлиш не надеялась, что мать поймет, но решила заговорить об этом сейчас и, возможно, постараться смягчить ее до приезда Розеллы и Ларри.

– И что в этом плохого? – спросила мать.

– Просто несколько новых матрасов и комплектов постельного белья нам не помешают. Розелла спала бы на новой кровати в моей комнате, а для Ларри можно купить кровать и поставить ее в мансарде.

– А почему он не может спать на одной из кроватей в комнате Мартина?

– Мартин приходит и уходит в любое время дня и ночи.

– Твои дети просили купить им кровати?

– Нет, они ни о чем не просили.

– Так почему бы не оставить все как есть?

Эйлиш промолчала.