– Вот и хорошо. Приятно, что в семье есть хоть кто-то решительный. Мне потребовалось время, чтобы убедить мамулю согласиться с моим планом покупки ее дома. Да ты, наверное, и так все знаешь.
– Я знаю очень мало. Она почти не отвечала на мои письма.
– А ты не слишком часто писала, не так ли?
– Я писала раз в месяц. И никогда не пропускала срок.
– Может быть, она их не получала?
– В том-то и дело, что получала! У нее есть все фотокарточки, которые я ей посылала.
– Иногда с ней нелегко. Но в любом случае я свое слово сказал. Просто дай знать когда, и все будет сделано. Ларри сообщил мне о ценах на надвижимость, и теперь я знаю все, что мне нужно знать.
– Ларри всего шестнадцать.
– Он умный малый. Не понимаю, откуда это у него. Может быть, от всех этих итальянцев.
– Я не хочу, – сказала миссис Лейси, – чтобы все, кому не лень, приходили сюда и глазели, словно это мои поминки.
– Я присмотрю за дверью, – сказал Джек.
Утром соседи пришли поздравить миссис Лейси с юбилеем. Они обсуждали городские новости, говорили, что лето прошло слишком быстро. Стоя в дверях, Эйлиш слушала, как гостьи гадают, сколько еще времени она пробудет у матери.
– Я думала, она приедет всего на неделю-две, – говорила одна.
– Целое лето, – удивлялась другая, – повезло ей, что может себе такое позволить.
– И арендовать машину так надолго, – замечала третья. – Должно быть, это обошлось ей недешево.
– Америка, известное дело. Я слышала, по радио говорили, доллар теперь царь и бог.
Когда во второй половине дня поток гостей увеличился, Джек сказал, что пора разворачивать поздравляющих, но мать не согласилась.
– Еще развернешь ненароком мою лучшую подругу, – сказала она.
– А кто твоя лучшая подруга, бабушка? – спросил Ларри.
– Лучше тебе этого не знать, Ларри.
Около шести поздравить миссис Лейси пришла Нэнси Шеридан. Держалась она, как отметила Эйлиш, в высшей степени дружелюбно.
– Это твоя машина на улице? – спросила она. – Думаю, аренда обошлась в кругленькую сумму.
Эйлиш пожалела, что не переставила машину подальше от дома.
– Я получила хорошую скидку, – ответила она.
Поскольку в задней комнате толпился народ, Эйлиш с Нэнси вышли на кухню.
– Это счастливый день для всех нас, – сказала Нэнси. – Ларри рассказал мне обо всех приготовлениях. Здорово, что они с Джерардом подружились. В воскресенье я видела вас в соборе, и это было чудесное зрелище. Как приятно наблюдать за подрастающим поколением. Грустно, что они не узнают ни твоего отца, ни Роуз. Я испытываю те же чувства по отношению к мужу Мириам. Какая жалость, что ему не суждено познакомиться с Джорджем.
Эйлиш захотелось оказаться в своей гостиной в Линденхерсте, читать газету, наслаждаться одиночеством.
– Должно быть, в Америке замечательно, – сказала Нэнси. – Наверное, не везде, но в Нью-Йорке точно. Моя Лаура пару раз летом работала в Мэне. Я так волновалась насчет высокого уровня преступности, но она сказала, что преступности там нет вообще.
– Да, – кивнула Эйлиш, – в Мэне тишина и покой.
– Забавно, что до Мэна она никогда не видела устриц. Мы тут их не едим. Она все лето вскрывала раковины. Но плата была хорошей, особенно чаевые.
– Лаура превосходно выглядела на свадьбе.
– Было бы здорово как-нибудь посетить Америку. Возможно, мы решим приехать в следующем году или еще через год.
– Вы с Лаурой?
На мгновение Нэнси замялась.
– Даже не знаю пока.
– Что ж, мы всегда будем вам рады. Было бы хорошо снова увидеться.
После дня рождения Джек и Пат с сыновьями вернулись домой, а остальные – к привычной жизни: Розелла каждое утро ходила с бабушкой по магазинам, Ларри встречался в пабах с друзьями, Эйлиш каждый день возила мать и дочь по окрестностям.
Она чувствовала, что Розелла следит за ней, ждет, что мать подаст ей какой-нибудь знак. И все равно Эйлиш медлила. Каждый день она собиралась связаться с Джимом и сказать ему, что возвращается в Америку вместе с детьми, но каждый день откладывала.
Рано утром солнечный свет проникал в комнату Эйлиш и скользил по кровати, на которой она лежала без сна. Потом раздавался голос почтальона, и она понимала, что уже восемь утра.
Однажды она решила выйти посмотреть, какую почту принесли. Это оказался большой конверт со множеством марок, на котором несколько раз было написано заглавными буквами: «Авиапочта». Конверт был адресовал Розелле и подписан Франческой.
Эйлиш унесла конверт в свою комнату и закрыла за собой дверь. Осмотрев его, она пришла к выводу, что если вскрыть конверт тонким ножичком, то потом его можно будет заклеить снова, не оставив следов.
Она тихонько вышла на кухню и нашла нужный нож. Вернувшись в комнату, аккуратно вскрыла конверт. Внутри было письмо и что-то проложенное с двух сторон картоном и приклеенное скотчем. Отклеив скотч и увидев фотографию, Эйлиш быстро отложила ее в сторону и развернула письмо.
«Дорогая Розелла!