– И когда он настанет, этот день?
– Скоро. – Томми тоже улыбнулась. – Мне осталось дописать всего несколько страниц.
– А я смогу их прочитать?
– Не знаю, но… В любом случае ты будешь первым.
Я покачал головой.
– Когда ты уехала, у меня в сердце появилась дыра, которая очень, очень долго не зарастала. В конце концов я все‑таки приучил себя к тому, что тебя нет рядом, но ты вернулась, и старая рана открылась вновь.
Томми вскинула голову – в ней внезапно пробудилась актриса.
– Ты сам это придумал или где‑нибудь прочел?
– Томми…
– Между прочим, ты здесь не единственный, кто ранен в сердце своими самыми близкими людьми. Мой отец… вспомни, чтó он со мной сделал.
– Я помню, но у меня‑то отца и вовсе не было. Пока ты была рядом, я иногда об этом забывал, но…
– Пока ты был рядом, и мои раны болели не так сильно.
– И все‑таки у тебя
Томми уставилась на меня.
– По‑моему, – медленно проговорила она, – ты сейчас просто притворяешься, разыгрываешь из себя несчастненького. На жалость бьешь, да?
Я улыбнулся.
– Так, самую малость… Но, похоже, не слишком успешно.
Она покачала головой.
– Я так и думал!
– Слушай, если ты хочешь, чтобы я чувствовала себя виноватой за то, что уехала в Калифорнию, за то, что не звонила, заболела опасной болезнью, а потом вернулась домой умирать, можешь успокоиться – мне очень, очень плохо. Даже не знаю, может ли быть хуже.
– Извини, но… Я имел в виду – у тебя было гораздо больше времени, чтобы смириться с неизбежным.
– Кто тебе сказал, что я смирилась?
– Не передергивай. Ты прекрасно поняла, чтó я хотел сказать.
– Чейз… Я полюбила тебя еще до того, как мы впервые увидели друг друга, и, когда я уехала на запад, мое сердце раскололось пополам. Пока я жила в Калифорнии, я много раз набирала твой номер… но потом вешала трубку.
– Почему?
Она коснулась кончиком пальца моего носа и слегка надавила.
– Мне не хотелось, чтобы ты узнал, во что я превратилась, – ответила Томми, слегка наклонив голову. – Мне было стыдно, Чейз. Так стыдно, что я испытывала почти физическую боль. И эта боль станет еще сильнее, если остаток своих дней мне придется прожить, зная, что ты меня презираешь.
Я обнял ее за плечи и крепко прижал к себе.
– Я никогда не буду тебя презирать, Томми. Просто не смогу. Ведь я смотрю на тебя глазами своего раненого сердца. Ты с каждым днем худеешь все больше, и мое сердце все сильнее болит.
– Чейз…
– Что?
– Спасибо.
– Мне будет очень тебя не хватать.
Согнутым пальцем она смахнула слезинку, скатившуюся по моей щеке.
– Мне тебя
Ее взгляд был устремлен куда‑то очень далеко – за границу пастбища, за горизонт и еще дальше – за пределы земной атмосферы. Казалось, Томми понемногу растворяется, уходит от нас по той дороге, что ведет за край вселенной.
– Эй, я вот что подумала… – сказала она совсем другим тоном и, взяв меня за подбородок, развернула к себе. – Если ты разговаривал с этим… доктором Майерсом, значит, ты знаешь, каким будет конец. – Она внимательно посмотрела на меня. – Пожалуйста, когда придет время… не звони в 911. Никаких врачей, никаких больниц, ладно?.. – Томми сглотнула. – Дай мне просто вернуться домой.
* * *
Дядя нашел меня на крыльце, когда все остальные уже давно легли спать. Остановившись у перил веранды, где плетистые розы тети Лорны карабкались вверх по дымоходу, он с наслаждением принюхался, потом сорвал несколько цветов и сел на ступеньки рядом со мной. Минуты три дядя набивал трубку, потом еще столько же времени раскуривал.
Я улыбнулся.
– И давно ты начал курить? Да еще трубку?
Дядя откашлялся.
– Минут пять назад.
– Ну и как, нравится?
– Я еще не решил.
После этого мы долго сидели молча – дядя курил, я просто дышал свежим ночным воздухом. Наконец он в очередной раз затянулся, и его глаза чуть заметно блеснули в полутьме.
– Ты, кажется, разговаривал сегодня с Томми…
Я покачал головой.
– Ничего‑то от тебя не скроется.
– Особенно если речь идет о важных вещах, – уточнил дядя и снова засипел трубкой. – Ну так как?
– Да. Мы разговаривали.
– Ты получил ответы на свои вопросы?
Я пожал плечами.
– Скорее да, чем нет.
Дядя зажал трубку в зубах.
– Ну и что?
– Что значит – «что»?
Он слегка пошевелил бровями.
– И что теперь?
– Понятия не имею.
– Может быть, ты узнал не все, что хотел?
– А что тут еще знать?
– Дело не в том, что знаешь ты, а в том, чтó знает она.
Дядя хотел мне помочь, хотел меня как‑то подбодрить, и я это понимал. И еще я понимал, до чего мне нужны эти его забота, внимание, помощь.
– Что ты имеешь в виду?