Ловец огней на звездном поле

Через два месяца дядя и тетя Лорна отвезли меня в Таллахасси и помогли снять комнату в небольшом домике рядом с университетским кампусом. В тот же день они уезжали. Вечером мы долго стояли на крыльце и молчали, боясь сказать друг другу «до свидания». Наконец дядя повернулся ко мне.

– Значит, ты будешь изучать журналистику?

– Да, сэр.

Он кивнул и перебросил зубочистку из одного угла рта в другой.

– Даже если поставить башмаки в духовку, они все равно не станут пирожными.

Толкования мне не требовалось, но дядя неожиданно предложил свой «перевод»:

– Можно говорить что угодно о чем угодно, но суть от этого не изменится. – Он положил руку мне на плечо, посмотрел на ограду университетского городка и снова повернулся ко мне. – Главное – говорить правду… только правду. Всегда.

Я кивнул. Слов у меня не было, а если бы и были, я все равно не смог бы ничего сказать – до того сильный был спазм, стиснувший мне горло.

Мисс Салливан сдержала слово. Через четыре с небольшим месяца она позвонила на номер, который оставил ей дядя.

Глава 31

Ночь опустилась на Суту, и над верхушками темных деревьев зазвучала тоскливая и однообразная перекличка двух неясытей. Прислонившись к столбу парадного крыльца, я прислушивался к бесконечному «ху‑ху‑ху‑ху‑и» и гадал, то ли это призывают друг друга самец и самка, то ли два самца обозначают границы своих охотничьих территорий. Потом я услышал, как скрипнула за моей спиной сетчатая дверь. Томми легла рано, дядя и тетя Лорна разбирали в кухне оплаченные и неоплаченные счета, следовательно, это мог быть только Майки. Это и в самом деле был он. Одетый только в пижаму, мальчик выскользнул из дома и, опустившись на ступеньки рядом со мной, положил на колени блокнот. Заплясал по бумаге карандаш, и я прочитал: «Кто была эта леди, которая приезжала сегодня?»

– Это была мама одного мальчика… она искала своего сына.

«Она думала, что я – это он?»

– Да.

«А я – он?» – не глядя, написал Майки.

Этот простой вопрос заставил меня крепче вцепиться в перила. Многие мужчины всю жизнь ищут ответ на вопрос «Кто я?», хотя правильнее было бы спросить «Откуда я?». Мне, во всяком случае, кажется, что ответить на первый вопрос можно, только когда знаешь ответ на второй. Нельзя ставить телегу впереди лошади. Индивидуальность не может вырастать из поступков, она берет свое начало только в осознании собственных корней. Этому научила меня дядина «лекция об орхидеях».

На пастбище наползал туман, и в его сгущающейся пелене вспыхивали зеленоватые огни светляков.

– Нет, – ответил я на вопрос Майки, и мальчик, сложив руки на торчащих вверх острых коленях, тихо опустил на них голову. С тех пор как уехал дядя Джек, я почти не разговаривал с дядей, остальные тоже предпочитали говорить как можно меньше. Ужин прошел в молчании, и Майки, должно быть, почувствовал нашу напряженность.

Сетчатая дверь снова скрипнула, и я узнал шаги дяди. Он тоже сел на ступеньки, но не рядом с нами, а чуть поодаль. В руках он держал кусок мрамора размером не больше кубика Рубика. Мрамор был совершенно белым, если не считать дымчато‑серой полосы, пересекавшей одну из граней. Две стороны были неровными – очевидно, кусок был отломан от плиты большего размера. Остальные грани были плоскими, а верхняя и вовсе отполирована до блеска.

Некоторое время дядя вертел мрамор в руках, машинально потирая гладкие грани большими пальцами. Наконец он сказал:

– На днях я работал в конюшне на северной оконечности острова Си. Там строят новый дом – очень большой и красивый. С его верхних этажей будут хорошо видны и побережье, и океан. Весь строительный мусор и отходы рабочие сваливают в кучу на заднем дворе. Я нашел там этот камень, и бригадир строителей разрешил мне его взять.

Майки заинтересованно приподнял голову и уставился на дядины руки.

– Возьми. – Дядя протянул ему мрамор. – Только смотри не оцарапайся.

Мальчик провел ладонью по отполированной грани.

– Ты слыхал про Микеланджело? – снова спросил дядя.

Майки покачал головой.

– Он был художник… совсем как ты.

Брови мальчика удивленно приподнялись.