Выходя из палаты, Семен поймал мысль: «Родители вечно не могут сказать детям что-то главное, дети – родителям…» Следующие два дня превратили его в одного из самых богатых людей планеты, который может с ухмылкой спокойного пренебрежения наблюдать за любой суетой человеческого мира. Ложась спать, он замер перед кроватью с бокалом коньяка в руке. «Завтра я проснусь богатым и счастливым. Навсегда и бесповоротно!» – прошептал он, жадно втянув носом терпкость хорошего напитка, опустошил бокал одним большим глотком и упал на кровать, сразу забывшись тяжелым сном.
Сон был не просто тяжел, а словно темен. Словно сознание его летело вслепую сквозь непроглядную темень. И вдруг – свет, нахлынувший легко и неостановимо, и слова матери:
– Сын, ты такой же, как все, ищи свет в себе, увидишь и в других.
Проснулся Семен, сам не понимая, от чего: то ли от этих слов, то ли от звука телефона. Поднял трубку.
– Я очень соболезную. Ваша мать сегодня ночью скончалась.
Ночь после похорон матери он не спал. Ходил по дому, просматривал какие-то бумаги, мысленно оправдывая себя тем, что скопились срочные дела, которые надо обдумать и утрясти. Под утро в голове мелькнула мысль: «Что, боишься услышать то, что мать с того света скажет?» Он вздрогнул: «Это сумасшествие. Я, действительно, слышал во сне эти слова или мне они начинают мерещиться днем, когда я что-то узнаю?» Он подошел к окну, с надеждой увидел проблески сереющего рассвета.
Днем он тихо похоронил мать на заросшем огромными тополями старом кладбище у ее родного поселка. На обратном пути, наконец, забылся тяжелым сном на заднем сидении автомобиля, а резко проснувшись от какого-то толчка, сразу стал вспоминать, звучали ли в его сознании опять слова матери. Убедившись, что память его на этот раз чиста, вместо облегчения он вдруг почувствовал крошку отчаяния: «Что, главное так и не захотел услышать от матери? Так и живи теперь, трус».
И он стал «так и жить», стараясь заглушить вселенское свое отчаяние оглушающим шумом роскоши и празднества жизни. Одним из его любимых занятий было путешествовать по старым городам Европы: продвигаясь по улице и слушая рассказ сидящего рядом в лимузине гида о ценности для истории лучших старинных дворцов, он лениво отдавал указание помощнику прикупить этот особняк, чтобы устроить в нем один званый обед для избранных персон. Над организацией этих званых обедов трудилась целая бригада мастеров, с изощренной фантазией умеющих потрясти воображение пресыщенных роскошью людей. Реквизитом для оформления стен наравне с чучелами животных бывали приобретенные на аукционах произведения искусства всемирно известных скульпторов и художников, в развлекающих гостей постановках играли и пели мировые знаменитости, запрашивающие миллионные гонорары.
«Видимо, я действительно гений, у простого человека такая жизнь быстро вызывает привыкание, а у меня нет», – думал порой о себе Семен, по-прежнему чувствуя в себе симптомы своей давней болезни – отчаяния в своем индивидуализме. Вспышки этой болезни лихорадили его приступами томительного ощущения глупой обреченности своей бессмысленной, в сущности, жизни: «Только бы, когда сдохну – не смотреть с небес на землю и жалеть… Пусть сразу – чернота, и не надо никакого света в конце тоннеля!»
Воспоминание о пришедших во сне словах матери стало напоминать о себе чаще и чаще, он отмахивался от них, как от шального плода разыгравшего воображения, который нельзя подвергать осмыслению. Он никогда и никому не говорил о них. Но вдруг слова эти прозвучали вновь и настолько неожиданно, что он осознал это, уже сделав несколько шагов от произнесшего их необычного собеседника.
Так свет в конце тоннеля все-таки будет? И придется лишь вечно терзаться, глядя с небес на оставленное на земле богатство?
Он повернулся:
– И что это – телепатия, божественное откровение, пророчество? Я слушаю дальше. Мне интересно.
– Я же вам объяснил – ко мне приходит знание. Бог дохнул надо мной, дав мне такой дар – и я с той поры думаю – а зачем?
– И Бог – есть? – Семен подошел и сел на прежнее свое место.
– Что есть Бог в вашем понимании?
– Ну, не знаю.
– То есть, существует ли то, не знаю что? Сначала определитесь, что вы имеете в виду, произнося это слово, и ответ будет готов.
Они проговорили довольно долго, и когда прощались, собеседник Семена взял его протянутую для прощания руку двумя ладонями, задержал ее на несколько секунд и улыбнулся.
– Верить в свою исключительность слишком просто, вы сможете поверить и в исключительность каждого. И обойтись без операции.
***