Ловцы человеков

– Клинически случай, можно сказать, весьма примечательный, – объяснял Семену врач-профессор почему вдруг стала не нужна ранее казавшаяся неизбежной серьезная операция. – Я такое наблюдал в своей практике у нескольких пациентов, решившихся на мощное потрясение для своего организма. Например, сорокадневное голодание. Случается, если оно правильно проведено, исчезают очень тревожные симптомы… Или длительное обильное употребление природных стимуляторов: женьшеня, родиолы розовой, то бишь золотого корня, струи бобровой… Впрочем, все это – риск, немало смельчаков поплатились жизнями.

Семен перечислил на счет фонда «Свет» сумму, примерно равную расходам на операцию. Но это, подумал он, так, по российской традиции давать копеечку за дареного котенка или коробку конфет работницам роддома – чтобы все к житью было. Главное же было в том, что разгорелось отчаянное желание услышать что-то, что он всю жизнь словно боялся услышать. А если взять с собой нового знакомого в «Сказку для избранных»?

Создать «Сказку для избранных» задумал один из близких знакомых Семена – представитель провинциальной российской элиты, живущий попеременно то в Москве, то в родном приуральском городе. Невысокого роста, крепко сложенный – настоящий Боец, как его звали за глаза по сходству с фамилией. В его движениях чувствовалась выносливость зверя, который может идти за своей добычей, не замечая усталости и боли. Словно сибирская росомаха, тяжелой поступью преследующая по несколько суток подряд одного зайца, не обращая внимания на других выскочивших из-под ног, неостановимо идущая по следам на снегу, пока быстрый заяц не замирает в шоке, поверив в бесполезность бегства. Так и Боец шел своей охотничьей тропой с самых советских времен, и те, кто задумывался о возможности сойтись с ним в открытой схватке, обычно в последний момент уступали – таким неостановимым чувствовался его напор.

– Хорошо у тебя, но не сказка! – сказал он как-то Семену год назад. – А вот я, можно сказать, своими руками сказку делаю былью!

– Никак в своих болотах новый нефтяной Кувейт открыл? Или семизвездочный отель для любителей экстремального кормления комаров с руки возводишь, Аркадий Иосифович?

– Шире бери, шире! Все эти звездочки отельные – это все не сказка, а баловство для дамочек да с дамочками. А у меня – сказка! Там даже обслуги нет – только сказочники, зато какие! Бороды лопатой – специально бриться не велел, аборигены роскошные! Старые знакомцы, болтуны проверенные. Таких специально не сыщешь. Да и место такое не сыщешь – простым смертным туда добраться, как в тридевятое царство сходить.

– И что там такое?

– Там – сказка. У меня уже министры очередь на осень, чтобы в гостях у сказки на выходных побывать, занимают!

Аркадий достал из кармана фотографию, подал Семену. Недоуменный вид того при рассматривании фотографии совершенно не удивил рассказчика.

– А ты что – хотел, чтобы там Змей Горыныч в небе парил? Сказку с фотографии не увидишь, в нее попасть надо и почувствовать. Приглашаю присоединиться к избранным из избранных. Только пугаться не надо.

***

Легкий самолет сделал круг над голубо-черной речной гладью между серых каменных россыпей по берегам, зашел на посадку, мягко коснулся бетонной полосы, побежал по ней к стоящему на окраине леса двухэтажному особняку из огромных сверкающих свежей желтизной на солнце бревен. Игорь сошел с трапа последним, пропустив вперед Семена и остальных пассажиров, которых увидел уже при посадке. Воздух, пусть и прогревающийся летним солнцем, холодил от низовых дуновений ветра, давая почувствовать, как трудно здесь даже за лето согреться земле после полугода беспрестанных вьюг и морозов. За бетонными плитами на земле ютились среди мха редкие травинки. За полосой в сотню метров этой скуднейшей растительности – лес из тонких и редких сосенок высотой в половину своих обычных взрослых собратьев. Полукарликовый сосняк стоял на белом мхе, который обычно покрывает такие вот бугры диаметром в несколько километров, отрезанные от остального мира морем бездонных болот. Пахло холодной водой – ветер тянулся по реке, взлетая на высокий обрыв, на котором между лесом и почти вымершим поселком было единственное скромных размеров поле, обустроенное под аэродром. Север, как всегда, дышал своей первозданной свежестью легко и непринужденно, без усилий убеждая в своей мощи и жестокости.