Ловушка для дурака

– Сложно сказать. Вроде бы он из Поволжья, научный работник, но ничего точно сказать не можем.

Выяснив, что девицы безрезультатно пытались подать на розыск – видимо, московские менты, пообщавшись с ними, решили, что от таких родственников кто угодно сбежит, не оставив адреса, – и пообещав им «сделать все возможное», я сумела-таки навести их на мысль, что уже девятый час вечера и пора бы по домам.

Направляясь домой, я ощущала себя препогано. И, расположившись на кухне и заварив кофейку, – продолжала ощущать себя так же.

Снова эта вечная дилемма между «какое тебе дело» и «ну нельзя же это оставить просто так»! С одной стороны, понимаю этого неведомого мне Сергея, да и Максима… как его там? Мае́вки. Или Ма́евки? Неважно. Обоих понимаю.

Если добыча – состоятельные перезрелые тетушки, жаждущие «чувств», – сама идет в руки, как же противостоять соблазну? Как я тебя понимаю… С другой стороны, но не убивать же? Это уже мое правосознание возмутилось.

Минуточку.

Кто про убийство говорит? Где трупы? Где заявления, где хотя бы какие-то признаки того, что совершено злодеяние? Даже эти вот старые клюшки не поднимают вопроса о розыске, так? Так. Ну вот и незачем множить сущности без нужды. Тем более что единственная жертва, известная мне, даже жертвой себя не считает, более того, грезит наяву о возвращении своего милого мужика, и от других требует грезить тем же.

Хотя нет, нет. Мне бы не хотелось, чтобы он возвращался к семейному очагу. Что-то мне подсказывает, что добром это не кончится. Однако куда более мудро посидеть подождать развития событий, нежели влезать в чужие дела, ломая дрова, разве нет?

Выяснилось, что кости считают по-иному: «Пока вы медлите, будущие удачи могут пострадать, а тайные замыслы врагов возмужают»… ишь ты! Что же, интересно, может натворить этот альфонсик? Растоптать девичьи мечты (или чужие куличики)?

Глава 15

Добравшись до места, Максим сверился со своими заметками и извлек все необходимое для очередного визита: свежую сорочку, клубный жилет со значком универа, темный парик с неформальными кудрями, собранными в хвост, вставил зеленоватые контактные линзы. Заклеил специальным пластырем татуировку. Длительное время разминал лицевые мышцы, особенно челюсти и лба, чтобы удалить с физиономии все следы спазма ярости. Посидел некоторое время, прикрыв глаза, вызвав перед мысленным взглядом видение поочередно бескрайнего морского простора, цветущей сакуры и прочей умиротворяющей ахинеи.

Пристально, как бы со стороны, изучил себя в зеркале – и остался условно доволен. Выйдя из машины, обошел ее несколько раз, сдерживая движения. Надо придать им угловатость и неравномерность, как пристало пылкому юнцу, мечтателю. Добившись нужного эффекта, вбежал на третий этаж и тихонько, трепетно постучался в дверь.

Трудно представить, чем занималась обитательница этой квартиры – возможно, кропала новый шедевр при свете керосинки, – но дверь она открыла немедленно. Пылающий огнем Большой Публицистики взгляд огромных выцветших глаз, поджатые губы, худое, аскетичное лицо – два профиля и ни одного фаса. Волна некогда огненных, теперь – грязно-седых волос, спадающих на плечи. Никаких причесок и прочего подавления.

– Что вам тут угодно? – вопросила она хорошо поставленным лекторским голосом. Максим попробовал осуществить маневр, который всегда срабатывал (пылкий поцелуй на пороге) – но теперь не сработал.

– Тебя выпустили из твоей шарашки или что там? Почтовый ящик? Ты перестал работать на оборонку? Ты изменил свой взгляд на войну? Зачем ты пришел сюда, туфлями посиять? – язвила она, уворачиваясь от объятий с ловкостью бывалого, пусть и тощего боксера.

Впрочем, за порог его все-таки впустили. Один – ноль в его пользу, и это только начало. Хотя дамочка продолжала обливать его словесными обличениями:

– Мне не так важно, что ты пропал на полгода. То, что ты предал наши идеалы, свое мировоззрение, растоптал все, что могло нас объединять, – вот это страшно!

Он, склонив голову, молчал с видом благоговейным и сокрушенным. Она, наконец, иссякла, и заявила с пафосом отчаяния:

– Я переболела тобой, Алексей.

– Это все из-за того, что я честно выполнял свой долг? – печально спросил Максим. – Что отправился работать на благо родины… что ж, пусть так. Но я при первой возможности поспешил к тебе. У меня всего двадцать четыре часа, и мы бездарно потратили уже двадцать минут…

– Девятнадцать! – немедленно обличила она, вскинув руку и глянув на крупные мужские часы. – За полгода – ни звонка, ни месседжа, ни-че-го! А теперь ты минуты считаешь!

– Это неправда, – тихо, но твердо заявил он, – я писал тебе. Каждый день, по нескольку раз, даже там, где не было связи!

– Зачем?!

– Я верил, что как только она появится, ты получишь мои послания.

– Ты писал? Каждый день?! – требовательно, но уже без былой решительности, переспросила она.

«О, слышу знакомые нотки… как это там? Просят они: «Нас обмани»? Ну а как же, для тебя иллюзии – это твоя жизнь, кислород. Помести тебя в атмосферу чистой правды – ты же помрешь тотчас».