Ловушка на жадину

– Такой старикан шустрый, не иначе агент большевистский, – невольно кивнул Слепчук, увидел, как племянник отпрянул, тяжко вздохнул и уселся на валяющийся поперёк поляны подгнивший ствол. Похлопал по стволу рукой, приглашая сесть рядом. – Ох, Грыцю, Грыцю… Яка ж у тебя каша в голове! Може, я и сам виноватый, надо больше объяснять, рассказывать… Но я ж тоже не свободный – конспирация, понимать должен! Да, забираем! И наших людей в Германию, и хлеб для немчуры тоже, и… много чего ещё. – Он отвёл глаза. – Но ты ж пойми, сынку! То ж всё не просто так, то ж для великой цели!

– Какой такой цели? Пока мы тут швабам служим как… как псы! Большевики вон эшелоны подрывают – зарево на всё небо.

Бац! – крепкая затрещина обрушилась на молодого шуцмана, заставив его пошатнуться и смолкнуть, схватившись за лицо.

– Ишь ты! – потирая ладонь, прохрипел Слепчук. – Дядьку родного псом назвал… племянничек. А зачем? – Он вдруг сгрёб племянника за грудки, притянул к себе, уставившись ему в лицо жуткими, дышащими гневом зрачками. – Зачем нам, шоб эшелоны подрывали?

– Как… зачем? – растерялся племянник. – Так немца ж бить! Чтоб убрался он отсюда… Никто не бьёт, а большевики… И под Сталинградом своим… И тут…

– Эх ты… дерревня! – Слепчук оттолкнул племянника и уже совсем беззлобно надвинул ему шапку на брови.

– Ну чего вы, дядька! – обиженно пробубнил Грыць, сдвигая шапку обратно.

– А того! Ладно, слухай… Немца ему бить… Немец, он не белка и не глухарь, чтоб позволять вот так себя бить. Он отбиваться будет! Большевики – швабов, швабы – большевиков… А выиграет кто?

– Если швабы выиграют, они на нашей земле так и останутся! – пробурчал Грыць.

– От потому таким, как ты, ничего и не рассказывают, что вы дальше своего носа не видите! Мы выиграем, дурень, мы! – И, видя недоумевающую физиономию племянника, усмехнулся с явным превосходством: – Видал бы ты свою рожу – как есть дурачок деревенский! Ось дывысь… Раньше, чи пизнише, а большевики немцев со своей земли погонят. Може, сами швабы цього ще не поняли, та оно и на краще: чем бильше они ще надеются, тем злее драться будут. А чем злее драться будут, тем сильнее большевиков поколотят. Зрозумил?

– Що? – Племянник глядел на него, широко распахнув глаза.

– А то, що немцы-то от Советов покатятся, а Советы-то гнаться за ними не будут! Они такие вымотанные будут, що хиба до Киева доползут. Ну, може, до Житомира… Ну уж дальше-то тех границ, що до 39-го были, точно не пойдут.

– Тобто у нас швабы останутся, – повторил Грыць.

– Швабы тоже уйдут! – вскричал Слепчук. – Ты слухай, то не я придумал, то умные люди просчитали! У швабов революция начнется, как в 18-м году! Это ж пока он выигрывал, Гитлер ихний был царь и бог, а надают им по шеям, да жрать станет нечего, тут-то против него прямо в ихнем Берлине всё и обернутся! Придётся ему с фронтов армию вызывать: спасите-помогите, отбейте-защитите! Армия немецкая отсюда уйдёт, а мы останемся! – торжествующе вскидывая кулак к небу, вскричал дядька. – Будем люто драться с поляками, которые захотят эти земли захапать обратно себе, – уже без всякого пафоса закончил он.

– А… може, от них швабы не уйдут, та им будет цилком не до нас? – глядя на дядьку заворожённо, как на пророка, пробормотал Грыць.

Дядька мгновение подумал, потом сожалеюще покачал головой:

– Не. Так сильно нам не повезёт. Понимаешь теперь, почему нам надобно себя беречь? Почему не надо вовсе немецкие эшелоны рвать? – встряхивая племянника за плечо, требовательно спросил он. – Пусть большевики со швабами перебьют друг друга, а уж от остатков и тех, и других мы как-нибудь избавимся. – Он поднялся, потянулся, усмехнулся, блеснув полоской зубов под усами. – Ну що, пошли пана проводника послухаем?

– Вы… идите, дядьку. А я… зараз за вами. Мне… ще тут треба.

– Та понятно, чого тоби треба! – вдруг расхохотался дядька. – Ты и в детстве-то стеснительный был, все мамки твоей воспитание. Ладно, робы що треба, та догоняй. – И он направился прочь с поляны.

– Дядьку! – остановил его голос племянника. – А когда швабы отсюда уйдут, а большевики не дойдут… поляки туточки по сёлам хиба не останутся? Их не сильно-то меньше, ниж наших. Хиба ж они тем полякам, що за Бугом, не помогут обратно наши земли забрать?

– А не хватит с тебя, племяш, секретных сведений на один-то раз? Може, тебе все протоколы Центрального проводу показать, га? – прищурился дядька. – Ты б, краще, якщо про поляков волнуешься, до полячки с имения не шастал… як её, Малгожата?

– Чего такого? Она вдова, – насупился Гриць.

– Отож! Польского осадника[60] вдова, угнетателя! И сын её сейчас малой ещё, а кровь – вражья! Таким же вырастет, если не остановим. Ничего… От жидовни швабы нас избавили… и с поляками найдём, что делать. Да и с голодом тоже, якщо немчура успеет наш хлеб забрать. – И он нырнул под нависающие ветки.

Грыць остался на поляне. Он стоял, то хмурясь, то начиная размахивать руками, будто беззвучно спорил с кем-то невидимым. Потом повернулся и, кажется, собрался уходить…