– Может, это тот же убийца, – наконец вымолвила она что-то более связное, – что убил жену мистера Хейза? Его ведь так и не нашли… Ты знаешь, что его не нашли?
Она задыхалась. Он принес ей воды. Марта отпила, подавилась; вода пошла носом, перекрыла горло, но все же привела ее в чувство.
– Успокойся, мы ее найдем.
Он говорил тихо, почти спокойно; ее так раздражало его спокойствие, ей казалось, ему все равно. Ему всегда было все равно, когда она бегала по школьным дворам и обзванивала подруг дочери; правда, она часто путала номера и попадала не туда, но и в этом он не хотел ей помочь. Однажды Марта пошла к дочкиной однокласснице, но на ее бешеный стук приехала лишь полиция; ее задержали как нарушителя покоя. После ее забрал муж и опять извинялся. Она не понимала, за что он постоянно извиняется; ее раздражали его извинения, его хладнокровие, он сам. С того самого дня, как убили жену полицейского, Марта еще внимательнее стала следить за дочерью – ведь убийцу так и не нашли, а все потому, что в этих участках сидят такие же равнодушные люди, как и ее муж. Когда ее забрали в тот день – или не в тот, а в другой, она путала дни и недели, все смешалось в ее голове… Когда ее забрали в тот раз, она умоляла сержанта расклеить листовки – все же девочка, почти подросток, мало ли что могло случиться… «Мы примем все меры, – говорил ей сержант, спокойно пережевывая сэндвич, – вы только не беспокойтесь, ваш муж скоро приедет».
Ей казалось, она в каком-то дурдоме; ей казалось, у этих людей никогда не терялись дети, будто они и не представляли себе этот страх, опоясывающий, леденящий… да и он не представлял. Марта с презрением смотрела на мужа, отпивая из трясущегося стакана. Ее зубы стучали по стеклу, язык опух и встал посреди горла, не давая глотнуть.
– Это тот же убийца, тот же убийца, – шептала она, – я это чувствую! Она всегда приходила домой, всегда возвращалась вовремя. Почему ты не забрал ее сегодня из школы? Почему тебе всегда все равно?! Ты не спрашиваешь, что с ней и где она. Знаешь что, – она сделала еще один тяжелый глоток и указала на мужа трясущимся пальцем, – я не хотела говорить тебе, но скажу, я скажу тебе, Грегори! Ты ужасный отец, да, ты… – И она опять разрыдалась.
Он молчал.
– Помнишь, как убили жену мистера Хейза? – продолжала Марта, вытирая под носом. – Убийцу ведь так и не нашли, а уже год прошел. Его так и не нашли, Грег! Значит, он где-то ходит!
Он молчал.
– А нашей девочки нет уже восемь часов; что, если она… – Марта обхватила руками голову, стакан упал у нее из рук. – Господи, надо обзвонить все больницы, обзвонить все морги. Господи, сделай же что-нибудь, – кричала она на мужа, и чем дольше кричала, тем быстрее он растворялся в этой комнате, в этом воздухе, затуманиваясь совсем. Он исчезал, и все исчезало. Ее накрывала темнота.
Он опять дал ей снотворное. Марта все поняла – она всегда все понимала, перед тем как отключалось сознание, а после забывала опять.
Он отнес жену в спальную комнату, положил на скрипучий матрас и накрыл мягким одеялом. Марта вся промокла от слез; дрожа от холодного пота, она изнемогала от самой себя. Убивая последние крохи сознания, обрывая последние нити, что еще держали ее на плаву в этом мире, в этой реальности.
Грег еще долго смотрел на жену, пока глаза ее не перестали шевелиться под дрожащими веками, пока тело не покинул озноб, пока дыхание не стало ровным и тихим. А потом тихо закрыл за собой дверь, прихватив ключи от автомобиля.
Дом Марты Селеш находился в двадцати километрах от их квартала – он навел справки уже давно, когда следил за ее отцом. Его он тоже хотел убить, он хотел убить их всех, но что может быть хуже смерти при жизни, думал Грег, когда ты обязан жить, будучи безвозвратно погибшим? Он так и жил все эти годы. А сейчас смотрел, как погибает его жена, медленно и упрямо, и как он ничего не может с этим поделать. Грегори знал, что делают с такими людьми в государственных клиниках. О, в них можно сойти с ума, лишь только ступив за порог. Он как-то ездил в одну из таких, как-то после очередного визита психиатра. «Съездите, посмотрите на обстановку, – говорил ему доктор, выписывая направление, – там не так страшно, как кажется».
Он был прав – там еще страшней. Грегори дал себе слово, что, пока он жив и пока жива хоть одна нейронная связь в воспаленном мозгу его несчастной Марты, он не покинет ее. Он будет сам искать ходы, решения, выходы, он не отпустит ее к этим живодерам, убивающим последние остатки разума. Конечно, в платных клиниках все было по-другому, они больше походили на санатории, чем на лечебницы, но денег у него на них не было… Ничего, все они будут на его месте, на ее месте, а он полюбуется на них всех. Придет, будет стоять под окнами и смотреть, как они медленно сходят с ума.