Итак, сюжет: 20 студентов, многие уже хорошо навеселе, играют в водное поло. Один из них нарушает правила (совсем чуть-чуть), но другой реагирует слишком остро и воинственно. Между ними завязывается драка. Крики, оскорбления, удары. Окружающие быстро встают на сторону первого или второго.
В перерыве драка продолжается уже на берегу. Один из студентов случайно цепляется рукой за шнур прибора, неосторожно установленного всего в нескольких футах от бортика. И электроприбор падает в бассейн.
Я, как и вы, наблюдаю за происходящим с безопасного расстояния. Я достаточно трезв, чтобы понять, что происходит.
В отличие от японских купальщиков, находящиеся в бассейне подвергаются серьезной опасности. Электрический ток мгновенно распространяется в воде и поражает всех. Все становятся проводниками электричества друг для друга. То же самое происходит в миметической толпе.
Английское слово contagion («заражение») происходит от латинского contagio, то есть «при соприкосновении». В толпе заражение происходит практически незаметно. Как и при распространении инфекции, никто не знает, кто является главным распространителем заразы. Невозможно определить точный момент, когда невидимый враг проникает сквозь защиту человека. В случае мимесиса, никто даже не подозревает, что его желания заражены.
Мы не можем предсказать, когда мудрость народа превратится в насилие толпы. Мы не видим насилия, происходящего в другой части парка или в другой комнате. Мы лишь малая часть большой системы, и никто не воспринимает динамики целого. В толпе все происходит как в тумане.
Писатель и журналист Та-Нехиси Коутс писал о таком тумане в New York Times в ноябре 2019 года:
«Новая культура вычеркивания – это продукт поколения, родившегося в мире без мифов сокрытия. Теперь проявления насилия, о которых раньше говорили лишь намеками, о которых подозревали и шептались тайком, выплеснулись в социальные сети в полной мере. Ничто не свято, и, что гораздо важнее, ничто не законно – и меньше всего все институты, занятые поддержанием справедливости. Теперь справедливость отстаивает толпа. Это неоптимальный вариант. Мы стоим перед выбором: создать ли эгалитарные институты
Наши пьяные студенты в бассейне, только что объединенные азартной игрой, а потом дракой, теперь объединены ужасом. Электрический ток проходит через разгоряченные тела, стоящие в мелкой части бассейна. У студентов есть 5—10 секунд, чтобы выбраться, пока не станет слишком поздно.
К счастью, неожиданно появляется спаситель. Один из студентов, который выбрался из бассейна еще до начала драки, возвращается из бара с пивом. Он не представляет, что только что произошло.
Держа в руках кружки с пивом и улыбаясь, он подходит туда, где в воде плавает электроприбор. Из прибора сыплются искры, но наш студент ничего не замечает.
Студенты в бассейне видят приятеля, стоящего на бортике бассейна. Он спокоен. Он улыбается. А им грозит смерть.
Один из студентов тычет в него пальцем: «Это сделал он!» Студент с пивом не понимает, что происходит и в чем его обвиняют. Но теперь все в бассейне смотрят на него.
Раздается второй голос: «Это он!» И вот уже третий кричит: «Он пытается убить нас!»
Быстро звучат новые обвинения.
Обвинения всегда миметичны, и это очень опасно.
Первое обвинение выдвинуть труднее всего. Почему? Потому что у него нет модели. Большинство из нас способно обвинить другого человека в чем-то ужасном только при наличии убедительных доказательств. Но в ситуации сильного страха или смятения стандарты меняются. В зоне военных действий обвинить человека в ужасном проступке проще, чем в спокойной аудитории.
Первое обвинение, даже если оно абсолютно ложное, меняет восприятие реальности. Оно влияет на память и восприятие новых событий. И с каждым новым обвинением появляются новые модели. Из-за этого второе обвинение становится легче, третье еще легче, а четвертое еще легче.