Жирар видит самую тесную связь между подражательным желанием и насилием. «Сегодня люди повсюду сталкиваются с опасностью заражения насилием, которая навсегда закрепляет циклы насилия, – писал он в книге “Тот, кто становится причиной скандала”—Такие взаимосвязанные эпизоды весьма очевидно напоминают друг друга, поскольку все они подражают друг другу».2
Как же начинаются циклы насилия? С подражательного желания. «Мне все больше и больше становится ясно, – писал Жирар в той же книге, – что современный индивидуализм принимает форму отчаянного отрицания простого факта: через миметическое желание каждый из нас стремится навязать свою волю другому человеку, которого он вроде бы любит, но гораздо чаще презирает».3
Мелкие межличностные конфликты – это микрокосм нестабильности, угрожающей всему миру. А до мира – нашим семьям, городам, институтам.Прусский генерал и военный теоретик XIX века Карл фон Клаузевиц написал книгу «О войне», которая является обязательной к изучению во многих военных учебных заведениях. Жирар замечает, что Клаузевиц первым распознал подражательную эскалацию большинства конфликтов. В начале книги он задается вопросом: «Что есть войны?» Ответ очень прост, хотя разъяснению его посвящена вся книга: «Война – не что иное, как дуэль в крупном масштабе».4
Война – это эскалация миметического соперничества. Где же она закончится?
На протяжении человеческой истории в войнах были явные победители и побежденные, определяемые формальными процессами. Конфликты заканчиваются, когда одна из сторон признает поражение в соответствии с ритуалом (например, подписывается мирный договор). Сегодня все по-другому. Клетки ужаса распространяются внутри сообщества, а потом растут, словно гидра, когда поражены уже все его члены. Как же может закончиться война, в которой противники маскируются под обычных граждан? Жирар считал, что мы вступили в новую и очень опасную фазу истории, готовую к тому, что фон Клаузевиц называл «нарастанием до крайности» – желание одной стороны конфликта уничтожить другую усиливает и наращивает желание насилия у другой стороны.
Похоже, даже во времена Клаузевица, и особенно во время Первой мировой войны, война уже стала наращиванием насилия до крайности. Что-то изменилось. Исчезли буфера и тормоза – и теперь разрушительные войны не знают ограничений. Сегодня мы видим опасную эскалацию в политической риторике и позициях. Впервые в человеческой истории мы располагаем технологией, позволяющей уничтожить самих себя. И пока что неясно, какие механизмы смогут эффективно остановить эскалацию.
Все это резко отличается от обществ прошлого, которые использовали пугающие социальные инновации для сдерживания распространения конфликта.
Изучая историю, Жирар обнаружил, что люди снова и снова пытаются остановить распространение миметического конфликта с помощью жертвоприношений.5
Когда обществу угрожает раздор,Этот процесс Жирар назвал «механизмом козла отпущения». Этот механизм превращает войну всех против всех в войну всех против одного. Это приносит временное успокоение, поскольку люди на время забывают о своих миметических конфликтах, обрушив весь гнев на козла отпущения.
По мнению Жирара, такой процесс лежит в основе всех культур. Институты и культурные нормы (особенно священные ритуалы – выборы и смертная казнь), а также многие табу – это механизмы, придуманные нами для сдерживания насилия.
В этой главе мы поговорим о том, как механизм козла отпущения действует в нашем мире, хотя и в иных, более изощренных формах. Начнем же со священных истоков.
Опасность чистоты
В Торе описывается странный ритуал древнего Израиля. Раз в год, в день праздника Йом-Кипур (День искупления), в Иерусалимский храм приводили двух козлов. Кидали жребий, чтобы определить, какого козла следует принести в жертву Богу, а какого отправить Азазелю, злому духу, демону, обитающему в отдаленных уголках пустыни.
Первосвященник возлагал руки на голову козла, посвященного Азазелю. Одновременно он исповедовался во всех грехах израильтян, символически перенося их на животное.6
После произнесения необходимых молитв народ отводил козла в пустыню, к Азазелю, отправляя вместе с ним все свои грехи. Это и был козел отпущения.7Впрочем, такая идея иудеев не уникальна. У древних греков был сходный ритуал, но они приносили в жертву людей, а не животных. Во время эпидемий чумы и других несчастий, греки выбирали фармака. Обычно эту роль отводили преступнику, рабу или особо уродливому человеку, словом, изгою. От слова «фармак» пошло и слово «фармацевтика». В Древней Греции фармаков считали ядом для общества. Если уничтожить или изгнать такого человека, общество сможет защититься. Избавление от фармака было решением проблемы. В этом смысле фармак был одновременно и ядом, и лекарством.