Луна команчей

Вначале он хотел поспать у небольшого бассейна, но побоялся. Люди Аумадо знали о роднике. Они могли бы захватить его здесь. Он остался здесь на час, позволив лошади хорошо напиться, и затем ехал весь день. Было солнечно. Он снова начал видеть два предмета там, где был один. Он видел, как бежал олень, и олень стал двумя оленями. Пинающий Волк знал, что сильное колдовство, должно быть, изменило его глаза.

Боль в шее и голове все еще была сильна, но он продолжал ехать. Он хотел пересечь Рио-Гранде. Помимо боли в голове на его сердце лежала печаль. В нем было слишком много гордыни, и из-за нее он потерял Три Птицы. Все говорили ему, что его план безумен. Даже глупец, такой как Скользящая Ласка, который совершал глупости каждый день, оказался достаточно мудр, чтобы быть противником увода Бизоньего Коня в Мексику. Но он сделал это из собственной гордыни, его гордыня стоила жизни его другу, и он должен будет явиться домой униженным и пристыженным. Аумадо принял Бизоньего Коня, великую лошадь техасцев, как будто ему вручили осла. Он не признал храбрости Пинающего Волка, вообще ничего не признал. Даже храбрость, храбрость великого воина, не имела значения для Черного Вакейро.

Когда Пинающий Волк скакал на север, ему пришло в голову, что проблема с его глазами — вовсе не дело рук злого колдуна. То же самое мог сделать их собственный шаман Червь. Древние духи, возможно, говорили с Червем и сказали ему, что Пинающий Волк опозорил племя своей гордыней, когда отвел Бизоньего Коня к Аумадо. Древние духи ведали, что произошло с Тремя Птицами. Древние духи видели такие события. Они, возможно, пришли к Червю в видении и настояли, чтобы тот произнес заклинание для наказания этого надменного человека, Пинающего Волка. Поскольку в Пинающем Волке было слишком много гордыни, Червь, возможно, произнес заклинание, чтобы изменить его глаза, чтобы они никогда не могли снова видеть ясно. Чтобы он всегда мог бы видеть два предмета там, где был один.

Пинающий Волк был в растерянности. Его голова болела, его друг погиб, и ему предстояло много дней путешествия, прежде чем он вернется домой. Когда же он вернется домой — если он вернется — никто не будет петь о нем песни.

Несмотря на это, Пинающий Волк хотел домой.

Он хотел повидать Червя. Возможно, он был неправ насчет древних духов. Возможно, это один из колдунов Аумадо повредил ему зрение. Возможно, Червь сможет излечить его, чтобы он снова видел только то, что есть на самом деле.

9

Когда Скалл проснулся, у него на уме был Хиклинг Прескотт, а его ноздри чувствовали запах жареного мяса. Его мать, урожденная Тикнор, была подругой детства великого историка, чей дом стоял всего в квартале вниз по склону холма от великого, в георгианском стиле, городского дома, где вырос Айниш Скалл. Мир, конечно, знал этого человека как Уильяма Хиклинга Прескотта, но мать Скалла всегда называла его «Хиклинг». Когда Айниш Скалл уезжал на мексиканскую войну, он из уважения пришел к старику, тогда уже слепому и почти глухому. Скалл считал, что хорошо знать свою историю, когда уходишь на войну, и конечно друг его матери, Хиклинг Прескотт, знал так много об истории Мексики, как никто другой в Бостоне, или во всей Америке. Для Хиклинга Прескотта, конечно, Бостон и был Америкой, большей ее частью, по крайней мере, как он считал.

Дважды до этого, в течение нескольких недель, которые Скалл провел в Бостоне, он, посещая старика, совершил ошибку, взяв с собой Айнес. Но Хиклингу Прескотту не понравилась Айнес. Хотя он не мог видеть, и не слышал о ней, каким-то образом крайняя чувственность Айнес поразила историка, который не был очарован ею. Он не считал, что сыновья Бостона должны жениться на женщинах с Юга. И все же, к его раздражению, немало сыновей Бостона так поступали.

— О, Юг. Там просто отбросы общества, которые привез Джон Смит, мистер Скалл, — сказал старик. — Ваша жена пахнет как испанская проститутка. Я сидел рядом с нею на ужине у Куинси Адамса, и я обонял ее. Наши бостонские женщины так не пахнут, по крайней мере, они пахнут очень редко. Оглиторпы низкого происхождения, вы знаете, чрезвычайно низкого происхождения.

— Но, сэр, Айнес не из Оглиторпов, хотя признаю, что она может издавать аромат время от времени, — сказал Айниш.

— Есть несколько привлекательных мисс прямо здесь, в Бостоне, — сообщил Хиклинг Прескотт ему решительно. — Едва ли я думаю, что вы должны были пускать корни вокруг этого стада Оглиторпов только затем, чтобы найти жену. — Он вздохнул. — Но это уже свершилось, я полагаю, — добавил он.

— Это свершилось, мистер Прескотт, — признал Айниш. — И теперь я уезжаю в Мексику, на войну.

— Вы прочли мою книгу? — спросил старик.

— Каждое слово, — заверил его Айниш. — Я намерен перечитать ее на судне.

— Оглиторпы произвели на свет немало прекрасных шлюх, — сказал старый Прескотт. — Но, как я сказал, это свершилось. Сейчас я работаю над Перу, и это еще не свершилось.

— Я уверен, что труд будет выглядеть мастерски, когда появится, — сказал Айниш.