Лунатики

Кеплер прибыл в Прагу в средине января. Он тут же отписал в Бенатек и через несколько дней получил ответ от Тихо с сожалениями о том, что сам он не может встретить Кеплера лично по причине грядущей оппозиции Марса и Юпитера, после которой будет еще и лунное затмение; и приглашал его в Бенатек "не столько как гостя, сколько как самого ожидаемого приятеля и коллегу в наблюдениях за небесами

". Доставщиками письма были старший сын Тихо и Юнкер Тенгнагель, и они с самого начала начали ревновать Кеплера, оставаясь враждебными к нему до самого конца. Именно в их компании Кеплер завершил последний кусочек своего путешествия к Тихо – но только после девятидневной отсрочки. Скорее всего, Тихо-младший и Тенгнагель прекрасно проводили время в Праге и назад особенно не рвались.

И наконец, 4 февраля 1600 года, Тихо де Браге и Иоганнес Кеплерус, соучредители новой вселенной, встретились лицом к лицу, серебряный нос с покрытыми струпьями щеками. Тихо к тому времени исполнилось пятьдесят три года, Кеплеру – двадцать девять. Тихо был аристократом, Кеплер – плебеем; де Браге был Крезом, Кеплер – церковной мышью; Тихо был Великим Датчанином, Иоганн – шелудивой дворнягой. Они были противоположностями в любом смысле, кроме одного: оба обладали раздражительным и холерическим характером. Результатом были постоянные трения, перерастающие в жаркие ссоры, которые завершались хрупким перемирием.

Но все это было на поверхности. Внешне же это была встреча двух искусных ученых, каждый из которых принял решение использовать другого для своих собственных целей. Но под поверхностью, о чем они оба знали, с уверенностью лунатиков, что оба были рождены для того, чтобы дополнять один другого; что это тяготение судьбы соединило их вместе. И их отношения все время менялись между этими двумя уровнями: qua

(в качестве – лат.) лунатиков, они продвигались, взявшись за руки, через неизведанные пространства; в ходе своих путевых контактов они оба избавлялись от самого худшего в собственных характерах, как будто бы действовала взаимная индукция.

Приезд Кеплера привел к реорганизации работ в Бенатеке. Перед этим главным над лабораторией был младший сын Тихо, Йорген; старший помощник, Лонгомонтанус, был приписан изучать орбиту Марса; Тихо предполагал назначить Кеплера вести систематические наблюдения над следующей планетой. Но его рвение и тот факт, что Лонгомонтанус с Марсом застыл на месте, привели к повторному распределению планетарных царств среди помощников и родных Тихо: Кеплеру отдали Марс, как самую сложную из планет, что было давно известно; в то время, как Лонгомонтанус переключился на Луну. Это решение привело к вестма важным последствиям. Кеплер, чрезвычайно гордый тем, что ему доверили Марс, расхвастался, что решит проблемы с его орбитой за восемь дней и даже сделал ставку на этот срок. Восемь дней переросли в почти что восемь лет, но в занявшей столько времени битве с упорствующей планетой родилась кеплеровская Новая Астрономия или же Физика Небес

.

Понятное дело, он ничего не знал о том, что ждет его впереди. Кеплер прибыл к Тихо, чтобы вырвать от того точные данные эксцентриситетов и средних расстояний, с целью совершенствования собственной модели вселенной, выстроенной вокруг пяти идеальных твердых тел и музыкальных гармоний. Но, хотя он так до конца не отказался от собственной idée fixe, сейчас она была отодвинута на второй план. Новые проблемы, проявившиеся из данных Тихо настолько захватили его, что он "чуть не сошел с ума" Будучи не более чем наблюдателем-любителем, с грубейшими инструментами, диванный астроном с интуицией гения, которому не доставало интеллектуальной дисциплины, он был поражен богатством и точностью наблюдений де Браге, только сейчас начало до него доходить, что по-настоящему означает астрономия. Жесткие факты, внедренные в данные Тихо, скрупулезность его методов действовали словно точильный камень на кеплеровский интеллект, столь предрасположенный к фантазиям. Но хотя Тихо самолично шлифовал, и процесс, похоже, был более болезненным для Кеплера, чем для Браге, в конце концов, точило истерлось до основания, в то время как клинок вышел из этого процесса острым и блестящим.

Вскоре после своего приезда в Бенатек Кеплер писал: