Лунатики

Средние Века испытывали даже больший ужас перед переменами и желали постоянства больше, чем век Платона, философия которого была доведена сейчас до навязчивых крайностей. Христианство спасло Европу от скатывания в варварство; но катастрофическое состояние эпохи, его настроение отчаяния, не дали тому же христианству выработать сбалансированный, единый, эволюционирующий взгляд на Вселенную и на роль человека в ней. Повторяющиеся панические ожидания Конца Света, вспышки "dance macabre"[94] и появление бичующихся маньяков были символами массовой истерии,

"наложенной на ужас и отчаяние, в угнетенном населении, которому угрожали голод и насилие, которые сегодня практически нельзя представить. К ужасам непрерывных войн, политического и социального разрыва прибавлялись еще неожиданные, таинственные и смертельные болезни. Человечество беспомощно застыло, словно бы попало в ловушку мира ужаса и страданий, против которых никакой защиты не было" (Г. Цинссер Крысы, вши и история (1937)).

Вот в каких обстоятельствах видение окруженной стенами Вселенной, в качестве защиты против Черной Чумы Перемен – застывшее, статичное, иерархичное, окаменевшее – победило представление платоников. Мир-раковина вавилонян, выработанный три-четыре тысячи лет назад, был переполнен динамики и фантазии по сравнению с этой педантично градуированной вселенной, завернутой в целлофановые сферы и удерживаемой Господом в морозильнике, чтобы скрыть ее извечный стыд. Но альтернатива была бы даже хуже:

Ведь если вдруг планеты

Задумают вращаться самовольно,

Какой возникнет в небесах раздор!

Какие потрясенья их постигнут!

Как вздыбятся моря и содрогнутся

Материки! И вихри друг на друга

Набросятся, круша и ужасая,

Ломая и раскидывая злобно

Все то, что безмятежно процветало

В разумном единенье естества. (…)

Забыв почтенье, мы ослабим струны -

И сразу дисгармония возникнет.

Давно бы тяжко дышащие волны

Пожрали сушу, если б только сила

Давала право власти…[95]

2. Эра двоемыслия

Я уже говорил, что система Гераклита, в которой две внутренние планеты вращаются вокруг Солнца, а не вокруг Земли, была заново открыта под конец первого тысячелетия новой эры от рождества Христова. Но более правильным было бы сказать, что гелиоцентрическая система никогда не была забыта полностью, даже во времена Вселенной в форме походного шатра. Ранее, среди всех прочих, уже цитировал говорящего на эту тему Макробия. Так вот, Макробий, Халцидий и Марциан Капелла, три энциклопедиста-компиллятора времен заката Римской Империи (все трое: четвертый-пятый века нашей эры), наряду с Плинием, были головными источниками по естественным наукам, доступными вплоть до возрождения греческих знаний; и все они выставляли для обсуждения систему Гераклита. В IX веке это обсуждение подхватил Джон Скот, который сделал не только внутренние планета, но и их все, за исключением отдаленного Сатурна, спутниками солнца; и уже после него идея Гераклита уверенно закрепилась на средневековой сцене[96]. Говоря словами лучшего специалиста по данному вопросу (Духема): "большинство людей, которые, с девятого по двенадцатый века писали на астрономические темы, и чьи книги сохранились, были ознакомлены с планетарной теорией, спроектированной Гераклитом Понтийским, и восприняли ее".

И в то же самое время, космология обратилась к наивной и примитивной форме геоцентризма – с концентрическими хрустальными сферами, определяющими порядок планет и аккомпанирующей иерархией ангелов. Крайне изобретательные системы из аристотелевых пятидесяти пяти сфер или четырех десятков птолемеевских эпициклов были забыты, так что вся сложнейшая машинерия была сведена к десяти вращающимся сферам – нечто вроде Аристотеля для бедных, который не имел ничего общего с какими-либо наблюдаемыми движениями на небе. Александрийские астрономы хотябы пытались сохранить явления; средневековые философы плевать на них хотели.