Я нашелъ пристава Коффа съ садовникомъ, за бутылкой шотландскаго виски, по горло въ обсуживаніи различныхъ способовъ выращиванія розъ. Приставъ до того заинтересовался, что при входѣ моемъ поднялъ руку и знакомъ просилъ меня не перебивать пренія. Насколько я могъ понять, вопросъ заключался въ томъ, слѣдуетъ или не слѣдуетъ бѣлую махровую розу для лучшаго произрастанія прививать къ шиповнику. Мистеръ Бегби говорилъ: да, а приставь: нѣтъ. Они сослались на меня, горячась какъ мальчишки. Ровно ничего не разумѣя въ уходѣ за розами, я выбралъ средній путь, — точь-въ-точь какъ судьи ея величества, когда вѣсы правосудія затрудняютъ ихъ, на волосъ не уклоняясь отъ равновѣсія.
— Джентльмены, замѣтилъ я, — тутъ многое можно сказать за обѣ стороны.
Пользуясь временнымъ затишьемъ послѣ этого безпристрастнаго приговора, я положилъ записку миледи на столъ предъ глазами пристава Коффа.
Въ это время я уже былъ какъ нельзя болѣе близокъ къ тому, чтобы возненавидѣть пристава. Но, сознаться по правдѣ, въ отношеніи быстроты соображенія онъ былъ дивный человѣкъ.
Полминуты не прошло еще по прочтеніи имъ записки, онъ уже справился на память съ рапортомъ смотрителя Сигрева; извлекъ изъ него касающееся Индѣйцевъ и уже приготовилъ отвѣтъ. Въ рапортѣ мистера Сигрева упоминалось вѣдь о нѣкоторомъ знатномъ путешественникѣ, понимавшемъ нарѣчіе индѣйцевъ, не такъ ли? Очень хорошо. Не извѣстны ли мнѣ имя и адресъ этого джентльмена? Очень хорошо. Не напишу ли я ихъ на оборотѣ записки отъ миледи? Весьма благодаренъ. Приставъ Коффъ разыщетъ этого джентльмена завтра утромъ по пріѣздѣ въ Фризингаллъ.
Развѣ вы надѣетесь, что изъ этого что-нибудь выйдетъ? — Вѣдь смотритель Сигревъ находилъ индѣйцевъ невинными, какъ младенцы въ утробѣ матери.
— Доказано, что смотритель Сигревъ до сихъ поръ ошибался во всѣхъ своихъ выводахъ, отвѣтилъ приставъ. — Быть можетъ, стоитъ позаняться изслѣдованіемъ, не ошибся ли онъ точно также, а относительно Индѣйцевъ. Затѣмъ онъ обратился къ мистеру Бегби, возобновивъ споръ именно съ того пункта, на которомъ остановился. — Вопросъ вашъ, господинъ садовникъ, сводится на вопросъ о почвѣ и времена года, о трудѣ и терпѣніи. Теперь позвольте мнѣ поставить его съ другой точки зрѣнія. Возьмите вы бѣлую махровую розу….
Въ это время я уже затворилъ за собой дверь и не слышалъ конца ихъ диспута.
Въ корридорѣ встрѣтилъ я Пенелопу, которая тамъ расхаживала, и спросилъ, чего она дожидается.
Она дожидалась звонка молодой леди, когда ей угодно будетъ позвать ее, чтобы снова приняться за укладываніе вещей на завтрашнюю поѣздку. Изъ дальнѣйшихъ разспросовъ я узналъ, что миссъ Рахиль выставила причиной своего желанія ѣхать къ тетушкѣ то обстоятельство, будто ей стало нестерпимо дома, и она болѣе не можетъ выносить ненавистнаго присутствія полицейскаго подъ одною съ ней кровлей. Съ полчаса тому назадъ узнавъ, что отъѣздъ ея долженъ быть отложенъ до двухъ часовъ пополудни, она сильно разгнѣвалась. Миледи, будучи при этомъ, строго выговаривала ей, а затѣмъ (повидимому для того чтобы сказать ей нѣчто съ глазу на глазъ) выслала Пенелопу. Дочь моя сильно пріуныла по случаю перемѣны въ домашнемъ быту.
— Все какъ-то не ладно, батюшка, все какъ-то не попрежнему. Мнѣ чудится, будто надъ всѣми вами виситъ какое-то страшное бѣдствіе.
Таково было и мое ощущеніе. Но при дочери я придалъ этому лучшій надъ. Пока мы толковала, раздался звонокъ миссъ Рахили. Пенелопа убѣжала по червой лѣстницѣ продолжать укладку. Я пошелъ въ залу взглянуть, что показываетъ барометръ насчетъ погоды. Только что я подошелъ къ боковой двери изъ людской въ залу, какъ ее сильно распахнули съ той стороны, а мимо меня пробѣжала Розанна Сперманъ съ такомъ жалкимъ видомъ страданія въ лицѣ, прижавъ руку къ сердцу, словно тамъ и была вся боль.
— Что это, что случилось? спросилъ я, остановивъ ее: — вамъ дурно?
— Ради Бога, не говорите со мной, отвѣтила она, вывернулась у меня изъ рукъ и побѣжала на черную лѣстницу. Я крикнулъ кухаркѣ (мой голосъ былъ ей слышенъ отсюда) присмотрѣть за бѣдняжкой. Но кромѣ кухарки, меня услыхала еще двое. Изъ моей комнаты осторожно выскочилъ приставъ Коффъ и спросилъ, что случалось. «Ничего,» отвѣтилъ я. А мистеръ Франклинъ отворилъ боковую дверь съ той стороны, и поманя меня въ залу, спросилъ, не видалъ ли я Розанны Сперманъ.
— Сейчасъ только попалась мнѣ, сэръ, такая разстроенная и странная.
— Боюсь, не я ли невинная причина ея разстройства, Бетереджъ.
— Вы, сэръ!
— Не умѣю объяснить, оказалъ мистеръ Франклинъ: — но если дѣвушка точно замѣшана въ утратѣ алмаза, я право думаю, что она готова была сознаться мнѣ во всемъ, именно мнѣ одному изъ всѣхъ на свѣтѣ,- и не далѣе двухъ минутъ тому назадъ.