Лупетта

— Уже пришли... Я же говорила, что тут совсем недалеко. Ну да, что ты удивляешься, обычный фотомагазин, просто он у них подсобку арендовал под студию. Где-то здесь должен быть звонок. Ага, нашла... Что ты сказал? Нет, лучше я зайду одна, чтобы он не подумал, что я какая-нибудь трусиха. Я тебе позвоню, когда все закончится, хорошо? Найдешь где посидеть?.. Не надо на меня так смотреть... Так, как будто меня сейчас съедят! Никто меня не съест, не волнуйся, я слишком тощая для этого! Ну все, я пошла... К черту!

Когда за Лупеттой захлопнулась дверь, мне захотелось сжаться всем телом, сжаться в маленький детский кулачок, там, в глубине куртки, под свитером, оставив снаружи пустые рукава и штанины. Сам не знаю зачем.

***

В перерывах между химиями, если отпускают на волю, я люблю гулять по городу. Такому знакомому, но успевшему за очень короткое время стать абсолютно чужим. Вернее, город, конечно, остался таким же. Изменился я, а значит, изменилось и мое отношение к нему.

Удивительное дело! Еще вчера я лежал на койке под капельницей, считая последние капли пятого дня. Еще вчера я еле протискивался со своими стеклянными дурами в туалет, а потом оттирал туалетной бумагой случайно забрызганную стойку. Еще вчера я включал Мундога погромче, чтобы не слышать стоны из-за ширмы. Но сейчас, когда я медленно бреду по улице в плотно натянутой на лысую башку сванке, все это кажется темным мороком, наваждением, да просто бредом каким-то!

Я останавливаюсь. Я смотрю на часы... Кстати, мне только что пришло в голову, что в последнее время я очень часто стал смотреть на часы. Слишком часто. За всю жизнь, наверное, столько раз не смотрел. Как будто опаздываю куда-то, куда-то спешу. Live fast die young, честное слово. Ну понятно, когда там лекарство нужно вовремя принять или, скажем, проверить, сколько осталось до обеда. Но ведь это не повод, чтобы раз в десять минут, как собака у каждого куста, задирать лапу, жадным взглядом вперившись в циферблат. Тем более сейчас, когда я просто прогуливаюсь по улице, стараясь не думать о скором возвращении.

— Не подскажете, который час? — раздается откуда-то сбоку высокий жизнерадостный голосок. Я уже открываю рот, чтобы ответить, ведь я только что опустил руку с часами, которые в очередной раз просверлил взглядом всего секунду назад, и тут до меня доходит, что за все то время, пока я смотрел на часы, я так и не удосужился выполнить элементарное ментальное упражнение по осмыслению расположения двух четких стрелок относительно не менее четких арабских цифр. Бывает, читаешь книгу, порой даже неплохую, и вдруг замечаешь, что последние несколько минут ты просто медленно перелистывал страницы, усердно сканируя глазами строчки, при этом не запоминая ни слова из прочитанного. Вот и теперь мой старый сканер заглючил не на шутку, отказываясь распознавать пыльные тараканьи усики четвертого измерения.

— Так вы скажете сколько времени или нет? — В голоске уже звенят нотки нетерпения: ты что, парень, шизанутый, ты ведь только что смотрел на часы, я же видел, неужели сказать сложно, блин; не злитесь, пожалуйста, я ведь совсем недавно покинул казенный дом, где нечасто можно услышать такие неожиданные вопросы, то ли оттого, что там у каждого есть свои часы, поскольку он находит невежливым осведомляться о течении чужого

времени, то ли оттого, что в доме повешенных не говорят о веревке, я не намерен вдаваться в подробности, объясняя, кого и за какие грехи вешают в этом доме, а просто, не боясь подтвердить подозрения в моей, как вы изволили подумать, шизанутости, еще более нервно, чем в прошлый раз, словно выбив из-под локтя невидимую табуретку (запястье — шея, кисть — голова, ремешок — петля), вздерну руку к подбородку, кашляну и отвечу, четко отвечу на прямо поставленный вопрос.

***

Надо что-то делать, что-то решать, чем-то заняться, ну не стоять же, в самом деле, битый час под этой дверью в ожидании первого причастия, второго пришествия, третьего лишнего. Между тем из всех щелей между фундаментом дома, асфальтом и преисподней пробивается затхлый пар, трубу там, что ли, прорвало? Кажется, что горячие клубы дыма вырываются из сопел подвала, и облепленный стальными жуками кондиционеров старый больной дом из последних сил готовится к старту, да какое там готовится, он вот-вот рванет прямо в низкое зимнее небо, оставив после себя развороченный дымящийся котлован с оборванными венами труб и тусклыми обмылками подвальных бомжей.