Лужок черного лебедя

Зеленый цвет состоит из желтого и синего, но когда ты смотришь на зеленый, ты не видишь ни желтого ни синего. Я лежал и думал об этом, и мне казалось, что эта мысль о зеленом цвете как-то связана с мыслью об отце Морана, и вообще – с мыслью обо всех людях и всех вещах. Но я просто не находил слов, чтобы выразить свою «зеленую» мысль.

Моран шмыгнул носом.

– У меня есть бутылочка красного, хочешь?

– Вино? У тебя есть вино?

– Нет. Мой отец выпил все вино у нас в доме. – Моран порылся в своем рюкзаке. – У меня есть Рэд-Булл.

Рэд-Булл на вкус напоминает едкую, жидкую жвачку. И все же я сказал:

– Конечно, хочу. – Потому что с собой у меня ничего не было, а Рэд-Булл – это все же лучше чем ничего. Когда я собирался в свою «экспедицию» по верховой тропе, я думал, что буду пить воду прямо из ручьев, как настоящий путешественник, но вышло так, что единственным водным источником на моем пути оказалась лишь одна вонючая канава.

Моран открыл крышку, и Рэд-Булл излился на него розовой пеной.

– Дерьмо!

– Осторожно. Его растрясло немного в пути, так что…

Моран дал мне первому глотнуть, а сам слизывал пенные брызги с руки. Я, в свою очередь, поделился с ним карамельками «Кэдбери». Они подтаяли и потеряли форму у меня в кармане, но на вкус были вполне ничего. Потом у меня вдруг случился очередной приступ сенной лихорадки, и я десять или двадцать раз высморкался в носовой платок.

Самолет улетел, оставив белый неровный шрам на брюхе неба.

Но небо постепенно излечилось – шрам затянулся.

«КАААРРРРР!»

Я заскользил вниз по кривой покатой крыше коровника, болтаясь между сном и явью. Но вовремя проснулся и успел зацепиться. Три гигантские вороны сидели в том месте, где должен был быть Моран.

И никаких следов Морана.

Клювы ворон похожи на кинжалы. Их глаза блестели так, словно они замышляли что-то.

– А ну пошли отсюда!

Колокол на кладбище Святого Гавриила прозвонил одиннадцать или двенадцать раз (вороны выбили меня из колеи, и я не смог точно посчитать удары). Несколько холодных капель воды упали мне на лицо и на шею. Погода изменилась, пока я спал. Малверн исчез из виду, скрытый огромной мутной шторой ливня. Вороны раскинули крылья и улетели прочь.

В коровнике Морана тоже не было. Похоже, он не собирался делить со мной свою славу первооткрывателя – и хотел в одиночку попасть на первую полосу «Малвернского вестника». Предатель! Что ж, если он хочет устроить соревнование – то пусть. Он всегда проигрывал мне – и сейчас проиграет.

В коровнике пахло подмышками, сеном и мочой.

Дождь начал наступление, его тяжелые капли, как пули, как картечь, задробили по крыше и запрыгали пузырями по лужам вокруг (так тебе и надо, Моран, надеюсь ты промокнешь насквозь и подхватишь пневмонию).

Дождь стер двадцатый век. Мир под дождем превратился в размытое пятно – смесь оттенков белого и серого.

Двойная радуга появилась над холмами Малверн Хиллс. Она, словно мост, соединила Ворчестерский Маяк и Британский Лагерь (давным-давно древние римляне устроили здесь резню – убили целую кучу Бритонцев). Солнечный свет цвета дыни растекался по воздуху.

Чтобы ускорить свою экспедицию, я передвигался перебежками – 50 шагов бегу, 50 иду. К тому моменту я уже решил: когда догоню Морана, сделаю вид, что не вижу его, даже слова не скажу.

Мокрый дерн хлюпал под подошвами кроссовок. Я перебрался через шаткие ворота и пересек пустой загон для тренировки лошадей – там стояли барьеры для прыжков и полицейские конусы. Я увидел ферму. Две силосные башни сияли на солнце, похожие больше на старинные космические корабли. Я увидел табличку «Лошадиный навоз на продажу» и рядом – наглый петух на заборе. Разнокалиберное белье – штаны, наволочки, пододеяльники – висело на веревках. Еще я видел трусики и лифчики.

Заросшая мхом тропа стелилась по холму и исчезала за ним, я знал, что там, впереди – главная дорога Малверна. Я продолжал бежать, задумался над чем-то – и вдруг врезался в темную, пахнущую навозом темноту.

Это была лошадь. Три лошади. Одна из них махнула головой, другая фыркнула, третья уставилась на меня. Я ускорился. У меня уже был опыт общения с местным фермером, и мне не хотелось, чтобы еще какой-нибудь Барсук натравил на меня своих лошадей. Я боялся, что сейчас услышу вопль: «Эй ты! Это частная территория! Сейчас я преподам тебе урок!»

И наконец я оказался в пустом поле. Трактор медленно ехал по нему, оставляя после себя черный, лоснящийся вспаханный грунт. Чайки – целая стая – толпились, толкались прямо над плугом, выдергивая из разворошенной почвы жирных червей. Я спрятался в кустах и выждал, пока трактор отъедет подальше – потом пересек поле и вернулся на верховую тропу.

– ТЭЙЛОР!

Дафна Маддэн сидела в кабине старого, заброшенного трактора, размахивая палкой. На ней была куртка-ветровка и штаны, коричневые с красными кружевами.

Я задержал дыхание.

– Что случилось, (я хотел назвать ее «Маддэн» за то, что она назвала меня «Тэйлор», но не смог) Дафна?

– Что горит? – Перочинным ножиком она срезала с палки тонкие кудри коры.

– В смысле? – Спросил я.