– О таких тонкостях тогда никто не думал. Мать Вероники сильно давила на следствие через свои многочисленные связи, а следствие давило на Константина. Свою вину он, правда, так и не признал, но вскоре покончил с собой. Или… покончили с ним. Я до сих пор чувствую свою вину перед ним…
– Думаете, его убили? – мрачно спросил Боб.
Сарычев промолчал.
– Сан Саныч, вы еще про Торопцева хотели рассказать, – напомнил Баженов.
– Да, про Торопцева… Я, можно сказать, взял его в разработку. Неофициально, конечно… Просто Аля была убеждена в невиновности Константина, а я ей верил. Я был молодой и горячий, с обостренным чувством справедливости… Поэтому и взялся за собственное расследование… Торопцев привлек мое внимание прежде всего тем, что я усомнился в его алиби. Старик вахтер путался в показаниях, юлил, не помнил деталей… Я был уверен, что он врет. И было видно: он чего-то или кого-то боится… Поэтому я стал очень внимательно приглядываться к Леониду Торопцеву и скоро узнал о нем многое. Его отец, Ростислав Торопцев, заведовал областной психиатрической больницей…
– Это той, что в Пихтовке? – спросил Баженов.
– Где же еще? – недовольно вмешался Боб. – Слава богу, сумасшедший дом у нас один, и он именно в Пихтовке.
– Да, – подтвердил Сарычев. – Чудесное место, лес, река… Там же поселок для медперсонала с кое-какой инфраструктурой. Был магазин, детский сад… Школьников, правда, возили в город на специальном автобусе. И всем этим хозяйством заведовал папа нашего Торопцева. Его там до сих пор помнят…
За глаза его называли барином. Властный, деспотичный, не терпящий ни малейших возражений, крайне высокомерный, мстительный и беспощадный. Один из моих тогдашних собеседников сказал так: кто поднимал голову, тот сразу ее лишался. Фигурально, конечно… Всякого, кто был не согласен с ним, он быстро выдавливал из коллектива, оставались лишь покорные…
Жил он на широкую ногу, ни в чем себе не отказывал и сумел превратить свое скорбное заведение в доходное место. Там было много чего – и подпольный цех, выпускавший какой-то ширпотреб, в котором под прикрытием трудотерапии работали бесправные психи, и левый сбыт дефицитных сильнодействующих препаратов, и торговля диагнозами, когда за хорошую плату нужный можно было приобрести, а ненужный, наоборот, снять, – да всего и не перечислишь…
Пациентов Торопцев‐старший откровенно называл человеческим мусором и полагал своей задачей не лечить их, а лишь держать в узде. Он вообще считал любые несовершенства в человеке признаками вырождения и не раз говорил, что, будь его воля, он не позволил бы таким людям размножаться.
Себя он мнил образцом человеческой породы, и действительно, был красив, имел множество поклонниц и не отказывал себе в житейских радостях. У него была красавица жена и сын, тоже красавец, которым он очень гордился и которого, по-видимому, воспитывал согласно своим моральным принципам. Тот самый Леонид Торопцев, которого мы сейчас ищем…
Когда Лене было одиннадцать лет, в семье появился второй ребенок, девочка Лиля. И вот тут Торопцева-старшего ждал жестокий удар – девочка родилась с синдромом Дауна…
Говорили, что Торопцев был буквально раздавлен – у него, представителя человеческой элиты, родился ребенок с генетическим отклонением! Якобы он потребовал от жены оставить ребенка в роддоме, но та категорически отказалась. Не знаю, насколько это правда, но бывшая няня Лили Торопцевой говорила мне, что на ее памяти отец ни разу не подошел к ребенку, даже не взглянул на него. Примерно так же относился к сестре и Торопцев‐младший.
Через три года девочка исчезла. Необъяснимо и бесследно. Няня рассказала, что в тот день она покормила Лилю обедом и уложила ее спать. Сама вышла на улицу поболтать с соседками на лавочке. В коттедже никого не было. Сам Торопцев уехал в город, на совещание в департаменте здравоохранения, жена отправилась с ним, чтобы побегать по магазинам, сын Леня с утра гулял где-то в компании приятелей.
Со своей лавочки нянька видела вход в коттедж и утверждала, что никто не входил и не выходил, но, когда она вернулась, девочки в доме не оказалось. Было лето, окна в доме открыты, окно детской выходило на задний двор. Конечно, ребенок мог подобраться к окну и выпасть из него, но куда он делся потом? Эта загадка так и осталась неразгаданной. Лилю больше никто никогда не видел, ни живой, ни мертвой…
Сначала предположили, что девочку похитил сбежавший из палаты душевнобольной, долго и тщательно проверяли и контингент, и медперсонал, но ничего не обнаружили. Не принесла результатов и проверка бывших осужденных, побирушечной мафии, даже цыганских поселений. Ребенка так и не нашли…
Лилину няньку, пожилую женщину, много раз допрашивали, передопрашивали, довели до сердечного приступа, но в конце концов оставили в покое, так ничего и не добившись…