Вчера Басманный суд Москвы в полном объёме удовлетворил ходатайство Следственного комитета РФ о помещении Алексея Навального под домашний арест. С 3 марта, когда политика выпустят из КПЗ, и до 28 апреля судья Карпов запретил Навальному пользоваться интернетом и телефоном, а также общаться с кем-либо, кроме родственников и адвокатов. А ближе к 28 апреля, если Навального ещё не успеют к тому времени под каким-нибудь предлогом снова упечь за решётку, СК попросит об очередном продлении ареста – и так до самой посадки. Или до иных распоряжений начальства, – но я бы в нынешней ситуации не слишком на них рассчитывал.
Стремление власти любым способом заткнуть Навальному рот – не новость. На это направлены и все сфабрикованные против него уголовные дела, и два приговора по делу “Кировлеса”, и отказ в регистрации “Народного альянса”, и DDoS-атаки, и давление на соцсети, и потрошение кошельков “Яндекса”, и череда административных арестов, которым Навальный подвергся за последнюю пару лет. Все меры, испробованные до сих пор, были безуспешны: Навального не удавалось заставить замолчать, а его сторонников – в страхе разбежаться. И теперь решили испробовать новый фокус: приговорить Навального как публичную фигуру к виртуальному небытию, запретив ему вслух высказывать своё мнение по любому вопросу. Авось он сам как-нибудь забудется.
Марсианин может на это заметить, что виртуальный обет молчания для Навального – гуманней физической каталажки, так что попытка властей заткнуть оппозиционера “малой кровью” может означать их желание решать с помощью угроз и кляпов ту же задачу, для которой прежде использовались тюрьмы, лагеря и психушки. Но если кто живёт не на Марсе, а в России, тот знает, что логика закручивания гаек устроена принципиально иначе. Если сегодня им покажется, что методика затыкания рта удачно сработала в отношении Навального, то с завтрашнего дня этой мерой пресечения начнут пользоваться направо и налево, в ответ на любой чих. Против абсолютно любого пользователя блогосферы и соцсетей можно за одну минуту выдвинуть – и два года потом расследовать – обвинение в каком-нибудь “экстремизме” или “оскорблении чувств”, а на время следствия просить у суда о запрете подозреваемому любого внешнего общения, включая телефон и интернет. Такая мера пресечения проще и удобней любого суда и следствия. К тому же она может быть заменена реальным заключением в любой удобный следствию день – достаточно просто пожаловаться басманному судье, что подозреваемый неизвестно в чём “нарушил” условия домашнего ареста. Ведь никакого риска, что судья захочет видеть доказательства нарушений, не существует.
Позвонила девчонка с израильской радиостанции[132]
, попросила рассказать о положении в России. На иврите, разумеется, потому что на других языках армейское радио не вещает.А я, честно говоря, за 7 лет жизни в Израиле и за 35 лет владения ивритом не придумал адекватного перевода слову “пиздец”. Ну, можно, конечно, сказать “соф пасук”, но это совершенно не передаёт экспрессии.
Вкратце рассказал ведущей о том, что произошло с “Лентой” (аудитория которой до последних событий равнялась трём Израилям).
– Но это же
– Именно этого слова мне не хватало в моём ивритском словарном запасе, – признался я.
Прокуратура шутить изволит
По-моему, самую смешную первоапрельскую шутку отмочил сегодня заместитель прокурора города Москвы господин Ганцев.
Он выпустил предписание, согласно которому блог Алексея Навального (все записи, которые там сделаны с апреля 2006 года) нельзя ни перепечатывать, ни цитировать, ни даже ставить внешнюю гиперссылку. Потому что этим нарушаются условия домашнего ареста, наложенного на Навального решением Басманного суда от 28.02.2014.