Лытдыбр. Дневники, диалоги, проза

Человеку, не заставшему тех времён, может показаться, что жизнь у штирлицев из творческого цеха в брежневские застойные деньки была райская: судьба Мандельштама и Бабеля, Пильняка и Хармса, Мейерхольда и Михоэлса никому уже не светила, голода и нищеты они не знали, у всех была квартира, мастерская, дача и машина, на два месяца в году каждому члену творческого союза бесплатно предоставлялась путёвка в дом творчества (в остальные 10 месяцев такая же путёвка стоила 3 рубля в сутки), многих даже выпускали за рубеж для “обмена опытом” с коллегами из соцлагеря. Но так уж устроены эти странные творческие люди, что сколько их клетку ни золоти, отсутствие свободы им страшней нищеты и болезней. Как относился Кабаков к своему легальному советскому статусу, легко понять из одной страницы его альбома, произведшего на меня сильнейшее впечатление в середине восьмидесятых.

Искусствоведы увидели там сложный и универсальный концептуалистический месседж, с отсылками к Бахтину и раблезианской культуре, оппозицию профанного и сакрального, и далее ad nauseam. Но достаточно сравнить этот лист из альбома с иллюстрациями к детским книгам, чтобы понять, до какой степени личным и буквальным было сообщение Кабакова, адресованное мишкам и птичкам, ягодкам и грибочкам, рисование которых на протяжении четверти века было основной и официальной творческой специальностью автора.[160]

Разумеется, как только утратившая бдительность советская власть разрешила 53-летнему Илье Кабакову первый раз в жизни выехать в капиталистическую заграницу – на трёхмесячную творческую стипендию в австрийский город Грац, по приглашению тамошней художественной школы, – в тот же день он махнул рукой на все свои машины, квартиры, мастерские, гарантированный доход и официальный статус, собрал пожитки и уехал из СССР в неизвестность, ни разу не оглянувшись. На шестом десятке лет преуспевающий член московской организации Союза художников СССР, не говорящий ни на одном нерусском языке, кроме детских остатков идиша, без тени сожаления сделался бездомным бродягой, кочующим по незнакомым странам и континентам, по казённым углам, со стипендии на стипендию. Это случилось ещё до падения железного занавеса и за 10 лет до того, как из Особенной части российского УК исчезла 64-я статья, гласящая: “Измена Родине, то есть деяние, умышленно совершённое гражданином СССР в ущерб суверенитету, территориальной неприкосновенности или государственной безопасности и обороноспособности СССР: бегство за границу или отказ возвратиться из-за границы в СССР

– наказывается лишением свободы на срок от десяти до пятнадцати лет с конфискацией имущества или смертной казнью с конфискацией имущества”.

Мне было тогда 20 лет, и должен вам признаться, что жизненный выбор моего отчима меня нисколько не удивил. Как только из ОВИРа ему пришла открытка с приглашением уплатить пошлину в 200 рублей и забрать загранпаспорт с выездной трёхмесячной визой, я понял: сейчас он уедет и не вернётся больше никогда. Не понимал я лишь одного: как могла так лопухнуться советская власть, раз в полстолетия оставив дверцу золотой клетки не запертой…

С днём рождения, дядя Илья. Долгих Вам лет и доброго здоровья.

[13.04.2016. ЖЖ]