Лытдыбр. Дневники, диалоги, проза

Кто на самом деле составлял эту докладную записку, по сей день достоверно не установлено. Владимир Даль, заведовавший в 1840-е годы особой канцелярией министра внутренних дел, один раз принял некоторое участие в сборе данных для этого документа: по поручению своего начальника, министра Льва Перовского, он написал неофициальное письмо настоятелю Петропавловского собора протоиерею Кочетову с просьбой сообщить, что́ тому известно о похищении евреями детей в банях в 1820-х годах. Это была третья попытка Перовского найти какое-нибудь подтверждение этой городской легенде. Первые два обращения министр делал сам и вполне официально – он запрашивал у столичного генерал-губернатора и у московского губернатора данные об исчезновении христианских детей в банях. В обоих случаях министр получил ответ, что полицейского расследования по поводу этих слухов не производилось, заявлений о пропавших детях никто не подавал, и никаких документов по этому поводу в архивах не имеется. После двух неудач надежда осталась только на Кочетова, о котором известно было, что он такие слухи в своё время распространял. Но обратиться с министерским запросом к протоиерею Перовский не мог. Поэтому привлёк Даля, чтобы тот навёл справки в частном порядке (нарочито умолчав, зачем эта информация понадобилась). Но третья попытка провалилась так же, как и первые две, несмотря на искреннее желание протоиерея вспомнить всё, что он знал и не знал. Получив письмо Даля 30 мая 1844 года, Иоаким Кочетов удосужился ответить на него лишь 8 сентября и сообщил следующее:

“Имею честь известить Вашему Высокородию, что никаких подробностей о сказанных происшествиях я не знаю, а только помню, что около 1820 года, по месту жительства моего на Сенной, однажды бывши в Обуховской бане, слышал я разговор бывших там неизвестных мне людей, что сей час в женской бане была большая суматоха; у одной женщины украли ребёнка, которого она [вымывши?] вынесла в передбанник и посадив на лавку попросила одевавшуюся подле неё женщину посматривать за ним, пока сама она в бане, но, вышедши из бани, она не нашла в передбаннике ни своего ребёнка, ни той женщины, которой она поручила посмотреть за ним. На расспросы матери о своем ребёнке другие женщины говорили, что на той лавке, на которой она [слово нрзб. ] своего ребёнка, одевались две жидовки, которые сей час вышли из бани. Мать, поспешно одевшись, выбежала из бани; но ни жидовок, ни ребёнка своего не нашла. Этот же разговор слышал я в передбаннике, когда там одевался. Об этом же толковали женщины, которые шли позади меня из бани. Слух об этом долго носился по Сенной. Года чрез два опять пронеслась молва о пропаже ребёнка на Сенной. Было ли это новое событие, или старый слух почему-нибудь возобновился в молве народной, – того утвердительно сказать не могу. Жиды тогда жили на Сенной и имели синагогу против Церкви”.

Общее качество ошибочно приписываемой Далю докладной записки таково, что этот эпизод вполне мог бы войти в неё на правах неопровержимого свидетельства. Но помешал дедлайн: к тому осеннему дню, когда протоиерей разродился воспоминаниями о своём походе в баню четвертьвековой давности, докладная записка была уже составлена, написана, отпечатана и роздана адресатам.

Как уже сказано, об авторстве “Розыскания…” никаких достоверных сведений нет по сей день. В историческом журнале “Голос минувшего” за сентябрь-октябрь 1914 года можно прочитать статью Ю.И. Гессена, изучавшего в архивах рукописи докладной записки (более подробно результаты исследования изложены в его же монографии “«Записка о ритуальных убийствах» [приписываемая В.И. Далю] и её источники”). По мнению Гессена, “Розыскание…” – коллективный труд нескольких чиновников, в котором Владимир Даль не выступал ни автором, ни редактором.

В этой связи стоит упомянуть о другой докладной записке, подготовленной МВД в том же 1844 году, – “Исследование о скопческой ереси”. Она действительно была составлена Владимиром Далем, и там есть упоминание о евреях в аспекте исследуемой темы:

“В древности и израильтяне не были чужды этого варварства: скопцы были у них между слугами царскими. Впрочем, у этого народа, опередившего все другие народы нравственным и религиозным развитием, скопчество не только не считалось уважительным, но напротив подвергалось презрению и отвержению, против чего находится увещание в священном писании, возбуждающее снисхождение и сострадание к этим несчастливцам”.