Маадай-Кара. Алтайский героический эпос

Сопоставляя язык всех трех записей, мы видим, что каждый эпизод, каждая картина описываются словами и фразами, которые остаются почти неизменными, постоянными, если не считать небольших синтаксических вариаций. То же самое нужно сказать и о диалогах. И все же сказитель часто описание одного и того же явлении или предмета в одном случае дает кратко, в другом — значительно расширяет его. Это видно хотя бы на примере разницы количества строк в описании стойбища Маадай-Кара (18 — в первой записи, 41 — во второй, 48 — в третьей). Таких примеров можно привести много. Они показывают, что в исполнении сказания всегда наличествует значительная доля импровизации в пределах тех традиционных поэтических формул, которыми сказитель овладел. Наряду с этим, как уже отмечалось выше, сказитель часто привносит от себя новые слова и выражении. Например, в первых двух записях в описании сходящихся и расходящихся скал не было сравнения их с бодающимися быками («Как два бодающихся быка», стк. 3092). Оно появилось уже позже. В рассказе о пребывании Когюдей-Meргена (в образе Тастаракая) у семи лам в третьей записи появилось много комического в диалогах и в описании его поступков. Подобных примеров также можно привести много.

То же самое издавна наблюдалось и у других алтайских сказителей. Сказители при каждом новом исполнении то сокращают, то расширяют текст, часто вставляя куски и из других сказаний. Иногда, как это имело место в записях вариантов «Маадай-Кара» от А.Г.Калкина, расхождения в тексте могут быть довольно значительными.

В отношении записей вариантов «Маадай-Кара» следует иметь в виду еще я следующее.

А.Г.Калкин — сказитель, наделенный большим природным талантом, обладающий замечательной памятью. Но в то время, когда производились первые две записи, это был еще очень молодой человек, с не очень богатым опытом выступлении. Поэтому мы имеем редкий случай наблюдать рост сказителя на глазах фольклористов и читающей аудитории. На наших глазах он «приводил в порядок», отшлифовывал «свое» сказание. В третьей записи он, как отмечалось выше, упорно стремился выбросить повторы, лишние, «ненужные» места. В этом смысле третий вариант несколько «стройнее» предыдущих. Третий вариант «Маадай-Кара» является наиболее полным, поэтически зрелым (в смысле традиционных образных средств языка) сказанием.

Но из сказанного здесь неправильно было бы заключить, что третий вариант «Маадай-Кара» стоит на пути превращения эпоса в художественное литературное произведение. Это совсем не так. «Маадай-Кара» и в третьем варианте целиком остается народным эпическим творчеством. (Интересно, что в своих песнях на современные темы А.Г.Калкин в основном отбирает и использует традиционные народные образные средства для воспевания новой жизни — случай, весьма частый у народных певцов и сказителей Советского Союза.)

Примечательно, что и в третьем варианте местами сохранились встречающиеся в народных сказаниях смысловые недоразумения. Например, Когюдей-Мерген спрашивает

своего коня:

«Какого хана (эта] земля?Куда мы приехали?» (3386—3387)

Перед этим говорилось, что герой достиг земли своего врага Кара-Кула хаана. Когюдей-Мерген обозревал ее и узнавал (давалось обширное описание стойбища Кара-Кула). И после этого герой вдруг задает коню приведенный выше вопрос объясняемый только традицией. Сказители постепенно меняют подробности, отдельные эпизоды, но традиционный вопрос богатыря своему коню, как видно, еще остается неизменным, даже входя в противоречие с реальным содержанием.

Варианты «Маадай-Кара» представляют серьезный научный интерес. Автор этих строк надеется вернуться к ним в специальном исследовании.

С. С. Суразаков

СЮЖЕТЫ НЕКОТОРЫХ СКАЗАНИЙ, СХОДНЫХ С «МААДАЙ-КАРА»

Многие сюжеты и мотивы «Маадай-Кара» встречаются и в других алтайских сказаниях. Таковы, например: рождение богатыря от старых родителей («Ак-Тайчи»[146]

. «Сай-Солон»[147]); нападение врага во время малолетства героя («Кан-Пюдей»[148]); укрощение коня («Малчы-Мерген»[149]); наречение имени героя стариком или старухой («Ай-Каан»[150]); дальняя поездка богатыря с преодолением различных препятствии на пути («Кан-Пюдей»[151]

); превращение богатыря в Тастаракая («Темир-Санаа»[152], «Тектебей-Мерген»[153] и др.); поиски души врага («Темир-Санаа»[154]). Во второй части сказания «Маадай-Кара» — в рассказе о Когюдей-Мергене — также много эпизодов, встречающихся в различных сказаниях: состязание женихов (во многих произведениях); выполнение богатырем трудных поручений тестя («Когутэй»[155], «Малчи-Мерген»[156]); состязание жениха и невесты в оборотничестве («Алтай-Бучый» по варианту Ч.Куранакова[157]). Подобных примеров можно было бы привести очень много. Все это говорит о традиционности сюжетов «Маадай-Кара» как эпического произведения.