Но чем выше лондонское светское общество оценивало и чем лучше принимало меня, тем более чужой чувствовала я себя в этом окружении. Теперь мне редко удавалось увидеться наедине с Джеймсом. Постоянное присутствие в городе леди Гвендолин мешало вести мою тайную личную жизнь. Единственным светлым пятном оставались для меня письма, которые приходили от Карло. Я знала, что он теперь в Вене и дела идут весьма успешно; Джеймс сообщил мне, что на дипломатической службе его достижения получили высокую оценку. В своих письмах Карло почти не упоминал о работе, зато подробно рассказывал о городе и о людях, которых он там встретил. Вена, по его словам, очень красивый и веселый город, а ее жители отличаются пылкостью и добродушием. Он писал о покрытых виноградниками холмах вокруг Вены, о ее садах, парках и великолепных дворцах, а также о музыке, которая как бы пропитала собой весь город и теперь звучала на каждой его улице, в каждом доме. Карло описывал местных дам, которые любят танцевать и умеют наслаждаться жизнью, и их прекрасных, неутомимых кавалеров. Когда я читала эти строки, мной овладевало какое-то ностальгическое настроение, завистливое желание испытать наслаждение легкой и беззаботной жизнью.
Рождество мы встречали в Лондоне со сдержанным оживлением и надеждами на будущее. Прошла зима, наступило лето, а Наполеон все еще оставался где-то в Египте, его имя начало уже постепенно изглаживаться из памяти. Благодаря усилиям премьер-министра Питта между Англией, Россией, Австрией, Португалией, Неаполем и Турцией был заключен военный союз, направленный против Франции. Французам удалось захватить Неаполь, однако в Германии они были разбиты эрцгерцогом Карлом, а в Италии — австро-российскими войсками под командованием генерала Суворова. Таким образом, все завоеванное когда-то Наполеоном было потеряно.
С Джеймсом мне удалось встретиться всего лишь несколько раз до возвращения в Элмшурст. Спальня с зеркалами к этому времени уже частично утратила для меня свое очарование. Точные сведения, которые мог предоставить только Джеймс, были для меня сейчас важнее утративших свою новизну удовольствий. Вот почему я предпочла разговаривать, а не заниматься любовью. Я прямо спросила его о Наполеоне.
— Похоже, ты — единственная, кто еще думает о нем. — Джеймс язвительно усмехнулся. — Даже его супруга, прекрасная Жозефина, давно предала его забвению. Во всяком случае, сейчас она совершенно открыто живет в Париже с каким-то другим мужчиной. Даже семейство Бонапарт озабочено сейчас собственным будущим, а вовсе не судьбой своего некогда великого родственника. Сейчас их главная забота состоит в том, чтобы наскрести побольше денег. Во всяком случае, я советую тебе забыть о нем раз и навсегда. Об этом Наполеоне Бонапарте вообще не стоит больше говорить.
Вероятно, Джеймс был прав. Бесполезно держаться за какую-то навязчивую идею, если события развиваются по своим законам; бессмысленно стремиться к тому, чего невозможно достичь. Я должна перестать об этом думать. Мне следует смириться с монотонным и однообразным течением жизни и перестать волноваться. В конце концов, ко всему можно привыкнуть.
Но привыкнуть оказалось не так-то просто. Внутреннее побуждение, которое после бегства из Марселя заставило меня всем рисковать, все переносить и подобно кошке всегда приземляться на лапы, — это побуждение покинуло меня. Его место заняло вялое и сонное приятие всего, что бы ни происходило со мной. Я, как могла, старалась выйти из этого состояния: возобновила свои прежние занятия, много читала, начала интересоваться овцеводством и сельским хозяйством, цветами и садоводством, разведением собак и лошадей. Однако, несмотря на все ухищрения, меня начинало томить постоянное беспокойство.
Моя верная Малышка начала постепенно стареть. Лапы уже не очень хорошо слушались ее, а на мордочке появилась седина. На смену прежней неуемной активности пришла любовь к пирожным и комфорту. Молодая, полная сил Крошка спарилась со своим братом, которого я когда-то отдала Уильяму, и результаты этого кровосмесительного союза оказались весьма плачевными. Крошка родила одного слабого щенка и едва не погибла при родах из-за сильного кровотечения. На короткое время моя прежняя энергия вернулась ко мне. Я принялась выхаживать Крошку и ее щенка, которого кормила из бутылочки овечьим молоком. Мои усилия частично были вознаграждены. Крошка оставалась еще слабой, однако ее маленькая дочка стала очень веселой и подвижной. У нее были рыжевато-белая шерсть, черные лапы и темные по краям уши. Я назвала ее Красоткой.
Если не считать этого «счастливого события», моя жизнь оставалась все такой же однообразной. Скорее по привычке, чем с какой-то иной целью, я продолжала ухаживать за своим лицом и телом, а также менять наряды. И делала все это исключительно для себя. Внезапно вспыхнувший патриотизм леди Гвендолин постепенно угас, и теперь она принимала его в малых дозах — вместе с бренди.