Магическая Прага

В “Лабиринте света и рае сердца” Яна Амоса Коменского[707] читаем: “Кроме того, субстанция, превращающая металлы в золото, имеет и другие чудесные свойства: к примеру, она сохраняет здоровье человеческое и на две-три сотни лет предотвращает смерть, а того, кто постоянно с нею соприкасается, делает бессмертным. Этот самый lapis, без сомнения, – не что иное, как семя жизни, основа и квинтэссенция всей вселенной, от которой берут начало все живые существа, растения, минералы и сами природные стихии” (xii).

В комедии Владислава Ванчуры “Алхимик” (1932) император Рудольф II перед консилиумом различных астрологов и алхимиков (Джона Ди, Сендивогия, Келли, Брагадино, Кеплера, Хайека, Тихо Браге и других) страстно умоляет алхимика Алессандро дель Мароне (возможно, это одно из имен итальянского шарлатана Алессандро Скотты) остановить распад, вытащить его из грязной бездны, вернуть ему молодость. Алхимия, процветавшая в Праге во времена Рудольфа II, и философский камень, продлевающий жизнь, послужили поводом для комедии Карела Чапека “Средство Макропулоса” (“Vèc Makropulos”, 1922)[708].

Иеронимус Макропулос, один из многих шарлатанов и алхимиков, наводнявших двор, “всевед” из племени авантюристов Скотта и Мамуньи, изготовляет для монарха жизненный эликсир, который может сделать его бессмертным и молодым на триста лет. Но Рудольф, опасаясь отравления, желает, чтобы первой это “aurum potabile” (“питьевое золото”) выпила шестнадцатилетняя дочь алхимика. Оккультные науки – вот еще один пражский мотив, который, наряду с големической темой, составляет инвентарь Чапека.

В комедии дочь алхимика, ставшую долгожительницей, зовут Эмилия Марти, она знаменитая певица. Эмилия живет более трехсот лет под разными именами (Элина Макропулос, Эллиан Мак Грегор, Евгения Монтес, Екатерина Мышкина, Эльза Мюллер). Чапек твердит, что она “прекрасна до безумия”, но “холодна, как лед”, “холодна, как нож”, словно вышла из могилы. Она излучает чары, извращенный магнетизм которых завлекает и прельщает мужчин, встречающихся на ее пути.

Однако ее вечная молодость напоминает замаскированную старость, которая едва-едва скрывает утомленность воспоминаниями, пресыщенность, цинизм. Достаточно всего одной морщины, невольной гримасы, чтобы вскрылась ее подлинная сущность молодящейся старухи: жеманной, напомаженной, с восковыми губами, разглаженными морщинами и волосами, пожелтевшими от перхоти, со стеклянным глазом – а венчает все это шляпка по моде двадцатых годов[709]

.

В певице есть что-то метафизическое и колдовское, этакое зловещее ведьмовство, которое еще более усиливается благодаря контрасту с сухой канцелярской средой, в которой разворачивается комедия. Формула бессмертия, которую Эмилия Марти носит на груди, отсылает нас к шему Голема. Формула Макропулоса возбуждает аппетит у многих, многие души наполняет вожделением. Но Эмилия Марти изнемогла и истомилась от бессмертия, которое подрывает нравственность и иссушает чувства. Радость жизни рождается из осознания ее кратковременности. Слишком длинная жизнь порождает тоску и отвращение к жизни. “Но невозможно любить триста лет. Невозможно надеяться, творить или просто глазеть вокруг триста лет подряд. Этого никто не выдержит. Все опостылеет. Опостылеет быть хорошим и быть дурным. Опостылеет небо и земля. И тогда ты начнешь понимать, что, собственно, нет ничего. Ровно ничего. Ни греха, ни страданий, ни привязанностей, вообще ничего”[710].

Герой романетто Якуба Арбеса “Мозг Ньютона” – говорящий автомат. Перед ученым собранием он утверждал, что в будущем, благодаря более совершенной медицине, жизнь станет дольше, но тогда она будет длиться слишком долго и люди начнут вырождаться, деградировать. Следовательно, долгожительство – проклятие. Не стоит завидовать струльдбругам, описанным Свифтом в “Путешествиях Гулливера”[711].

Леон Яначек в опере “Средство Макропулоса” (“Věc Mak-ropulos”, 1925), созданной по мотивам комедии Чапека, усилил призрачность певицы, которую слишком долгая жизнь сделала упрямой, злобной, деспотичной, пустой[712]. “Вам знаком, – писал он, – этот ужас, чувства человека, которому не будет конца. Сущее несчастье. Он ничего не хочет, ничего не ждет”[713]. “Трехсотлетняя и вечно молодая красота – с обожженными (сгоревшими) чувствами! Бррр! Холодна, как лед…”[714]

.

Как Елене Глори в “Р.У.Р.”[715], так и здесь именно женщине по имени Кристина предстояло уничтожить в огне формулу. Эмилию Марти ожидал такой же конец, как и Голема, которого навсегда лишили шема. Если в “Р.У.Р.” уничтожение человечества роботами вызывает в Чапеке песнь хвалы жизни, то в “Средстве Макропулоса” бесконечность жизни вдохновляет его на апологию смерти. Но мораль все та же: не надо нарушать порядка существования. В великой онтологической дилемме, что не дает покоя этому миру, смерть необходима, чтобы жизнь была прекрасной.

Глава 49