Магия и кровь

Я не готова так сразу списывать это видео.

— Какая на нем дата?

— Девятое января две тысячи тридцать восьмого.

— А когда была попытка переписать генетические данные? Когда были созданы файлы, которые хотел загрузить Джастин?

Пальцы Люка порхают по экрану — и после паузы он оборачивается ко мне через плечо и губы у него кривятся:

— Девятое января две тысячи тридцать восьмого.

Джастин! В тот день он стал не тем, кем она его считала, поскольку попытался испортить генетические данные нашей семьи. Мне становится нехорошо. Она так о нем говорила, на ее лице было такое выражение… Они не просто сотрудничали. Отношения между ними были гораздо глубже. Трудно назвать словами признаки влюбленности, но самих влюбленных видно сразу.

— В тот день умер папа Джастина, — говорит Люк.

— Что?!

— Он лежал в хосписе, в Бриджпойнтском реабилитационном центре. Рак. Джастин в этот день каждый год берет выходной и исчезает.

Я выпрямляюсь на табурете.

— Моя тетя была медсестрой. Если она работала в той больнице, возможно, там они и познакомились. Ты смог узнать об этом что-нибудь?

— Нет, а то бы написал тебе.

Тогда я снова горблюсь.

— То их фото в больнице — может, они вместе работали?

Слова вылетают сами, и я рада, что могу сказать Люку что-то, что я знаю, не упоминая о колдовстве.

— Над чем?

— Пока не знаю, — вру я. — А ты можешь узнать дату ее смерти?

Люк снова барабанит по экрану. Я слежу за его движениями. Написано, что тетю Элейн зарезали в темном переулке где-то в Ричмонд-Хилле, в часе езды к северу от центра Торонто. Я пробегаю глазами по строчкам — и вижу дату.

Девятое января две тысячи тридцать восьмого.

День, когда Джастин пытался испортить наши семейные данные, день, когда умер его отец, день, когда тетя Элейн записала видео, — и, очевидно, день, когда ее убили.

Я ерзаю.

— Ты сказал, что Джастин одиннадцать лет назад изобрел геномоды?

— Да. — Люк проводит ладонями по лицу и вздыхает. — Первую установку он построил сам, с нуля. Даже не стал договариваться ни с какими фирмами. — В его голосе звучит внезапный энтузиазм. — Ее выставили в Научном центре Онтарио. Джастин теперь держит ее у себя в кабинете вместе с пробной моделью первого «Ньюсапа».

— Значит, твоя первая любовь теперь у всех на виду.

За это Люк испепеляет меня взглядом.

— Даже странно, что он сохранил первого «Ньюсапа»: он же напоминает ему о неудаче.

Первые образцы были совсем примитивные — громоздкие дорогущие версии небольших домашних роботов, которые умели разве что включать и выключать свет. В основном они предназначались для богатеев, которым деньги некуда девать, и одиноких людей, которые брали огромные кредиты ради механических друзей, потому что не могли без компании.

Взгляд Люка прикован к планшету.

— Потому-то он ее и держит. Джастин из тех, кому нравится, когда ему напоминают о неудачах в прошлом.

Живо представляю это себе. Джастин смотрит на пробную модель «Ньюсапа» с голубой кожей и вспоминает свою единственную неудачу, стараясь забыть о том, что теперь он директор многомиллиардной корпорации.

— А когда Джастин сделал свое чудесное открытие?

Энтузиазм у Люка мигом гаснет, голос звучит тише.

— Восьмого января две тысячи тридцать восьмого. — Он смотрит на меня. — Думаешь, они открыли геномоды вместе, а на следующий день она…

А на следующий день все пошло под откос.

Тетя Элейн была зачем-то нужна Джастину, а он был нужен ей. Вместе они должны были избавить нас от генетической аномалии. А может быть, хотели еще и вылечить папу Джастина.

Вместо этого Джастин сделал величайшее открытие столетия, а потом умер его отец, а мою тетю зарезали и бросили в переулке.

Я стискиваю кулаки. Теперь я уверена, что геномоды Джастин открыл не в одиночку.

С восьмого до девятого января что-то изменилось.

Всего лишь день. Его хватило, чтобы моя веселая, улыбчивая тетя Элейн, только что помогавшая совершить один из величайших научных прорывов в мире, осталась лежать мертвая на улице.

Наверное, смерть отца поспособствовала этим переменам, но как она могла заставить Джастина пойти против тети Элейн и ее родных? Может, что-то не заладилось в их договоренности помогать друг другу?

Дверь в кухню распахивается, я едва не падаю с табурета. Входит бабушка и при виде нас с Люком поднимает бровь.

Я тут же кошусь на планшет — но Люк уже все убрал с экрана.

Бабушка улыбается такой улыбкой, от которой у меня поджимаются пальцы на ногах. Улыбкой, в которой читается полная противоположность самой идее улыбки.

Я булькаю и бешено машу рукой в сторону Люка:

— Это Люк, он работает стажером в «Ньюгене», у нас генетическая совместимость.

Еще это тот мальчик, которого я должна хладнокровно убить, если мы хотим сохранить свою магию. Вероятно, бабушка, ты помнишь его покровителя Джастина, которому моя тетя каким-то образом помогла совершить великое открытие. Еще он шантажировал нашу семью генетическими данными и, возможно, убил мою тетю. Ты же знаешь тетю Элейн, правда, бабушка? Ту самую, о которой все вы отказываетесь говорить?

— Здравствуй, Люк, — говорит она. — Пойдите-ка погуляйте, что ли.