Маяк потерянной надежды. Исповедь невротика

Поток мыслей нарушила вибрация мобильного – пришло сообщение от Киры: «Я улетаю в Прагу на четыре дня, не теряй меня. До тебя же теперь не дозвониться. Целую!»

«Отличной поездки, жду фотографий и скучаю», – быстро напечатала я в ответ.

Это было правдой. В последние дни я не могла общаться ни с кем, кроме Саши. Но, к счастью, подруги списывали мое поведение на наш вновь возобновившийся роман и не видели причин для паники. Когда-нибудь я обязательно собиралась рассказать им обо всем, что случилось. Но позже. Только не сейчас.

* * *

Прошло еще три дня. Возвращение в реальный мир давалось колоссальными усилиями, но после встречи с родными моего друга я твердо решила не отступать.

И вот я оказалась здесь, по собственной воле.

Заходя в ворота кладбища, я тряслась как от озноба при высокой температуре – мой страх усиливался с каждым шагом. Но больше оттягивать было нельзя – от этого, как оказалось, зависела моя дальнейшая жизнь. Как бы я ни старалась сбежать от правды, как бы ни закрывала глаза на действительность, пришла пора встретиться с прошлым лицом к лицу. Я в последний раз попросила Бога помочь мне это пережить и, сжав руки в кулаки, решительно пошла вслед за Жениными родителями.

Саша шел рядом и с тревогой смотрел на меня. Я ощущала его поддержку каждой клеточкой своего тела. Но никто не мог помочь мне справиться с этим, кроме меня самой. Ничто не излечит мои душевные раны, кроме признания жестокой истины. Я не имела права продолжать прятаться за своим страхом и запутывать клубок еще больше. Боль пульсировала у меня в висках, руки дрожали. Я не пыталась бороться с симптомами, а смиренно ждала, когда меня накроет, и я окажусь в настоящем аду. Но мир вокруг меня уже рухнул – это случилось двадцать два года назад. И если не убило меня тогда, то сейчас убьет уже вряд ли.

Могилу мы нашли быстро. Несколько секунд я стояла не шевелясь и боялась поднять глаза на памятник. Боялась увидеть. Саша крепко сжал мою руку, и в голове пронеслись его слова: «Ты намного сильнее, чем думаешь». Я была напугана до такой степени, что казалось, вот-вот потеряю сознание.

«Это все защита, способ увильнуть от реальности», – повторяла я про себя. А потом собрала внутри всю решимость, на которую только была способна, и – взглянула на могильную плиту.

Ирина Сергеевна убиралась на могиле сына: выбросила увядшие цветы, протерла ограду и памятник и теперь вырывала из земли сорняки. А я молча наблюдала за происходящим, не в силах пошевелиться. Не отрываясь я смотрела на выцветшую фотографию Жени – именно таким я его и запомнила. Все мое нутро было наполнено страхом и напряжением, но я и не надеялась, что будет легко. Мне вдруг до боли захотелось, чтобы все это быстрее закончилось и, наконец, наступил тот самый период принятия, о котором говорил психолог и к которому смогли прийти эти сильные люди, похоронившие своего ребенка.

– Простите, можно я побуду с ним одна? Если позволите, – осторожно спросила я, до боли сжимая пальцы на руках.

– Конечно, солнышко. Он был бы очень рад, – мама Жени заплакала. Отец обнял ее за плечи и увел в сторону.

– Я подожду тебя в машине, – сказал Саша. – Если что, сразу звони.

От нервов меня начало мутить, но я выдавила из себя подобие улыбки, пытаясь показать: со мной все в порядке, я справлюсь.

Спустя несколько минут я осталась одна. Моя боль утроилась и словно кромсала внутренние органы. Она колола, вонзалась, скручивала, жгла, давила, разрывала, а я не сопротивлялась – я должна

была ее прочувствовать. Прожить. Пережить. Эти глаза, смотревшие на меня с его могилы, прожигали насквозь.

Вот мы и встретились. Я едва могла дышать и сохранять ясность ума. Мысли путались. Голова ужасно кружилась, и, чтобы не упасть в обморок, я присела на корточки и стала глубоко дышать. Слезы текли градом, но я не хотела их останавливать.

– Ты сможешь это сделать! – сказала я себе вслух, и откуда-то вдруг пришла уверенность.

– Здравствуй, Женечка. Милый мой, хороший! Прости меня за то, что я пришла только сейчас. Мне было слишком больно и страшно принять правду. Знаешь, все в моей жизни складывалось хорошо. Даже слишком хорошо. Еще ребенком я обрела свою родственную душу: ты был для меня таким необходимым и ценным, что невозможно было представить мир без тебя. А потом… я столкнулась с расплатой за те чудесные годы, что мы провели вместе. Наверное, тогда я и узнала цену счастья…

Твой неожиданный, скоропостижный уход я восприняла как предательство – он перечеркнул все мечты, планы, надежды. Он отнял у меня все. И я осталась совсем одна с этим горем, с этой бесконечной пустотой. С того рокового дня в моей душе навсегда поселилась тоска. Всякий раз, когда мне хотелось снова почувствовать себя счастливой, она напоминала мне, что жизнь совсем не так прекрасна, как хочет казаться, и за моменты радости придется заплатить разочарованием, одиночеством и страданиями. И тогда я чувствовала себя еще более несчастной и потерянной, чем раньше.