Майор Вихрь

Стенограмма совещания в ставке Гитлера

Присутствовали фюрер, Гиммлер, Кальтенбруннер, Йодль.

«Гитлер. В принципе идея, бесспорно, хороша. Нация, побежденная в войне, обязана вымереть или ассимилироваться в той, конечно, мере и в таких строго дозируемых пропорциях, чтобы не загрязнить кровь победителей. Когда болтают о некоей особенной степени превосходства людей смешанной крови над людьми точных и верных кровей, я не перестаю удивляться близорукости этих болтунов. Превосходство в чем? В умении приспосабливаться? В умении находить лазейки? В умении искать для себя те сферы деятельности, которые дают большую выгоду? В этом люди смешанной крови, бесспорно, преуспевают по сравнению с чистой кровью, приближаясь в некоторой степени к приспособляемости евреев. Но разве умение приспособляться или жажда легких путей в жизни, овеянной героикой, — идеал для будущего поколения арийцев? Мне всегда были противны ухищрения и хитрости. Я шел к нации с поднятым забралом! Я шел к немцам с правдой. Проблема ассимиляции покоренных — особая тема для изучения. Идея уничтожения очагов панславизма, как некоторая гарантия против возможного возрождения, соподчинена нашей доктрине. Но, Гиммлер, я призываю тебя не к декларациям, я призываю тебя к разумному исследованию экономической подоплеки вопроса. Ты представил мне прекрасно продуманные планы и четкие инженерные решения, я рукоплещу твоей скрупулезной и вдохновенной работе. Но позволь мне поинтересоваться: сколько миллионов марок это будет стоить народу? Сколько вам потребуется для этого фугасов? Тола? Бронированных проводов? Ты занимался изучением этого вопроса?

Гиммлер. Мне хотелось сначала получить принципиальное подтверждение разумности нашей идеи...

Гитлер. Ты допускаешь мысль, что я буду стенать по поводу языческих церквей Кракова или Праги? Ты считал, что я буду оплакивать несчастных славян, оставшихся без крова? Вождь обязан отдавать свое сердце — все без остатка — той нации, которая родила его, поверила в него и привела к трагическому и прекрасному кормилу государственного руководства. Залог нашей грядущей победы заключается в том, что наши враги являют собой конгломерат разноязыких государственностей, построенных на одинаково глупых, но вместе с тем противоречивых идеях отмершего демократизма. Сейчас же я вижу нашу победу: нам противостоит Ноев ковчег. Мне не нужно ничего, кроме времени, которое неумолимо работает на меня!

Гиммлер. Это бесспорно, мой фюрер.

Кальтенбруннер. Зондаж в направлении западных держав с точки зрения политики раскола продолжается.

Гитлер. Ах, перестаньте, Кальтенбруннер! Мне уже надоело про это слышать. Вы не умеете говорить с Западом. Вы пугаете их своей прямолинейностью. Запад нуждается в особом языке; вам его не дано знать, вы не политик, вы хороший полицейский.

Гиммлер. Политика, не подтвержденная хорошей полицейской службой, — это миф.

Гитлер. Кальтенбруннер не нуждается в твоей защите. Он достаточно хорошо знает мое к нему отношение. Неужели даже в разговоре с друзьями мне должно придерживаться романтических эпитетов? Друзья должны говорить друг другу про то, чего им недостает, а не про то, что принесло им славу и признание. Итак, я прошу ответить на мой вопрос: сколько мне будет стоить ваша затея?

Кальтенбруннер. Фюрер, я не готов к ответу.

Гитлер. Ты, Генрих?

Гиммлер. По-видимому, мне потребуется день-два на подсчеты и консультации с ведущими специалистами.

Йодль. Фюрер, нам потребуется на проведение этих акций в Кракове, Праге, Братиславе столько тола, сколько выработает промышленность рейха в этом году.

Гитлер. Браво! Это восхитительно, Гиммлер! Ты не находишь?

Йодль. Но при условии, что ни один снаряд не упадет на головы наших врагов.

Гитлер

. Я аплодирую, Гиммлер! Я в восторге от твоей программы. Она блистательна и наивна, как детские игры! Наивность в политике граничит с предательством национальных интересов! Почему я должен продумывать детали за вас?! Почему я должен ломать голову над вашими бредовыми планами?! К черту! К чертовой матери! Есть предел всему! Я заявляю сейчас с полной ответственностью, что в грядущем уголовном положении рейха я введу статью, которая будет карать глупость превентивным заключением в концлагерь!

Фюрер уходит из кабинета.

Кальтенбруннер. Йодль, какого черта вас вынесло с вашими подсчетами?

Гиммлер. Перестаньте. Йодль поступает правильно, а вы ставите меня в нелепое положение. Самолюбие — это как нижнее белье: его надо иметь, но не обязательно показывать.

Гиммлер уходит вслед за фюрером.

Кальтенбруннер. Простите меня, Йодль, но нервы у всех на пределе.

Йодль. Э, пустое...

Кальтенбруннер. Слушайте, а если я достану тол?

Йодль. Вы верите в чудеса?

Кальтенбруннер. Теперь у нас все верят в чудеса.

Йодль. Меня все-таки исключите из списка.

Кальтенбруннер. Напрасно. Я помню, когда мы в тридцать четвертом году объявили голодовку в Вене, в тюрьме, я на седьмой день явственно увидел чудо: на край моей койки сел пес. В зубах у него был кусок хлеба. Он отдал мне хлеб, и я съел его. А на следующий день все кончилось, и меня на носилках вынесли из камеры, и из уличной толпы мне бросали розы.

Йодль. Когда в чудеса начинают верить солдаты, тогда следует считать кампанию проигранной.

Из кабинета выходят фюрер и Гиммлер.

Гитлер. Йодль, запомните этот день! Йодль, я всегда считал ум Гиммлера наиболее рациональным и точным из всех великих умов, которыми провидение окружило меня!

Гиммлер. Кальтенбруннер, каковы запасы нашего долларового фонда?

Кальтенбруннер. Реального или тех бумаг, которые мы печатаем у себя?

Гитлер

. Меня интересуют те доллары, которые вы печатаете у себя.

Кальтенбруннер. Долларовые запасы весьма невелики. У меня много фунтов стерлингов, апробированных нашими людьми в Лондонском банке.

Гитлер. Вы сможете на эти фунты закупить мне тол?

Кальтенбруннер. В Аргентине или Бразилии?

Гитлер. Это меня не волнует! Хоть у банкиров в Америке!

Кальтенбруннер. Боюсь, что с ними будет довольно трудно договориться.

Гитлер. Я всегда верю людям, напрочь лишенным юмора!

Кальтенбруннер. Видимо, есть только один шанс: через Испанию или Португалию прощупать южноамериканские республики.

Гиммлер. Под их флагами мы можем доставить тол в Болгарию.

Кальтенбруннер. Рейхсфюрер, вы подняли меня на смех, когда я говорил о Словакии и о договоре, существующем между нами. Я позволю себе высказать более серьезное опасение: Южная Америка — это не Словакия. Возможны серьезные неприятности.

Гитлер. У нас есть Геббельс. Он докажет, как дважды два четыре, что все это фокусы экспансионистской Америки и Англии, которые мешают нам торговать. Пусть это вас меньше всего тревожит. Пусть ваши люди договорятся с торговцами Аргентины, Чили... Я не знаю, кто из них сейчас наиболее начинен толом. Хорошо, это уже детали. По-моему, я предложил вам великолепную идею: займитесь ее разработкой... Следующий вопрос — это дела у нашего дуче. Риббентроп еще не прилетел? Хотя я вызывал его на тринадцать сорок, у него в запасе полчаса. Я думаю, мы успеем выпить по чашке кофе. Прошу всех ко мне...»