Макорин жених

левом. Город тянулся по берегу, и не было ему, казалось, ни начала, ни конца.

Пароход сделал широкий разворот и пристал к деревянной, измочаленной бортами судов

стенке. Пассажиры хлынули к выходу. Там, за калиткой, вдоль перил, стояли встречающие.

Макару никто не встречал. Она дошла по дощатому настилу до вокзала и остановилась в

нерешительности. Куда идти? Где-то на Поморской улице живет земляк, сосед, у него бы

можно остановиться на первых порах. Но как найти эту Поморскую? Она, видимо, у моря,

где-нибудь далеко. Мимо вокзала нет-нет да и пробегали с резким трезвоном трамваи.

Макора видела их впервые. Пассажиры все вышли, площадка около вокзала опустела. А

Макора всё стояла, чувствуя, что начинает уже зябнуть.

Подошла женщина с медной бляхой на груди и с метлой в руке.

– Девушка, ты что тут на ветру дрожишь?

– Не знаю, куда пойти.

– Иди хоть в вокзал там потеплее.

– Мне бы остановиться где...

– Ступай в дом крестьянина – вон, напротив.

В доме крестьянина свободных мест не нашлось. Макора стала искать Поморскую улицу.

Она оказалась близко. Но и тут постигла неудача: земляк с семьей уехал в отпуск, и квартира

была закрыта на замок. Куда податься? Макора связала веревкой котомку и корзинку,

перекинула через плечо и двинулась вдоль по улице Павлина Виноградова. Поклажа была

нелегкой, пришлась много раз перекладывать с плеча на плечо. Веревка сильно резала. До

Дома Советов Макора добралась с трудом. В вестибюле с облегчением сбросила багаж.

Спросила милиционера, где обком комсомола. Оказалось, что ещё рано и никого из

работников обкома нет.

Сидя на багаже, Макора задремала и проснулась лишь тогда, когда милиционер потряс её

рукав.

Нерешительно, смущаясь, заходила Макора в комнату, думая: «Есть им время возиться со

мной, на квартиру устраивать. Много нас таких тут, поди, ездит». Но оказалось же очень

просто: обкомовская девушка куда-то позвонила и сказала, что надо ехать в общежитие

лесотехникума – там устроят на ночлег. Выйдя в коридор, Макора взглянула на табличку,

прибитую к двери: «Приёмная секретаря обкома».

«Неужели эта девчушка – секретарь обкома, такая молоденькая, совсем ребёнок?» –

подумала Макора.

В техникуме сказали, что курсы будут проходить в лесотехническом институте. У

Макоры захолонуло на сердце: думала ли она в своем Сузёме, что попадет в институт.

Новая курсантка приоделась, старательно взбила кудряшки на лбу, украдкой взглянула в

зеркальце. К институту подходила с бьющимся сердцем. Большое белое здание показалось

необычно торжественным: вход выдался полукругам, двери высокие, тяжелые. Подъезд весь

обсажен кустами. Они чудно подстрижены, словно по нитке. За чугунной решеткой, среди

зелени, памятник. Макора подошла поближе, прочитала на цоколе: Ломоносов. Подивилась

на крылатого гения, подающего Ломоносову лиру. Странной ей показалась фигура великого

ученого, закутанного в тогу. Но она подумала: «Наверно, так величественнее».

Занятия начались с опозданием: не все курсанты приехали вовремя. В большой светлой

аудитории было пустовато. Макора слушала лектора и думала: «Наверно, это профессор,

может, знаменитый. И вот он учит меня, приехавшую из Сузёма. Как мне понять и не забыть

те премудрости, которые он объясняет?» Но увы, не всё она понимала и приходила в ужас от

того, что почти ничего не запоминалось.

«Голова-то, видно, у меня, как решето, насквозь всё проходит. Вот проболтаюсь тут без

толку, ничего не запомню. Как потом домой вернусь? Скажут: профессора тебя учили. Чего

узнала, выкладывай. А мне и выкладывать нечего. Срам-то какой!»

В перерыв она послушала, о чём говорят другие, и стало легче на душе. Не она одна

такая бестолковая.

Вторая лекция показалась более доходчивой. Профессор (теперь уже другой) говорил не

очень гладко, а понималось лучше, потому что говорил он о знакомом – о лесе. Макора

видела: многие что-то записывают. Она тоже пыталась записывать, но ничего не получилось:

пока одно пишешь, другое пропустишь, и концы с концами не связываются. Закрыла блокнот.

Уж какая ни есть память, а всё лучше, нежели возиться с карандашом.

На третьей лекции стало тянуть в дрёму, голова отяжелела, занемели ноги и руки, начало

уставать всё тело. Хоть бы высидеть до конца! Никогда не думала, что сидя на стуле, можно

устать, а выходит, как ещё можно. Так не устанешь не только в кухне у плиты, но и в делянке

с топором и пилой. Но когда вышла после занятий на свежий воздух, всё прошло. И в душе

появилось новое ощущение, какого раньше не бывало: «Я иду из института, узнала много

важного, чего не знала до этого, и ещё буду узнавать и узнавать».

Теплый вечер разливался над городом. Река и небо светились мягким сиреневым светом.

И трамваи не столь сильно грохотали, как вчера.

Макора уже знала, где садиться на трамвай и где выходить, чтобы попасть в общежитие.

Город стал не таким чужим, как показался при первом знакомстве. Доехала на трамвае до