Макрохристианский мир в эпоху глобализации

Такими каудильо выступали пользовавшиеся неограниченной властью и авторитетом в возглавлявшихся ими группировках руководители вооруженных отрядов, богатые и влиятельные в регионе, партии, государстве политические вожди, обычно выдвиженцы местной олигархии. За них преданно голосовали на выборах, от них надеялись получить материальное вспомоществование. Каудильизм явился важным элементом политической и даже социальной организации общества. Таков был результат «пересадки» западной демократии в общество, где среди населения господствовала наивно–патриархальная вера в заступничество власти и избранных личностей, а в политике традиционно преобладали семейные и земляческие связи.

Да и сама иерархическая социальная структура общества мало изменилась по сравнению с колониальными временами, хотя и были все социальные и расовые группы законодательно уравнены в правах, а рабство везде, кроме Бразилии, запрещено. Разве что в составе высшего привилегированного класса место испанцев заняла креольская верхушка, и в него стали допускаться представители «цветных», в первую очередь метисы. Поэтому социально–политический феномен каудильизма способствовал и сохранению патримониального характера власти, и концентрации в одних руках власти и собственности. В испаноязычных странах и в Бразилии самый широкий доступ к власти имели крупные плантаторы, земле — и шахтовладельцы. Зависимые от них крестьяне и рабочие послушно голосовали на выборах за тех кандидатов, которых для защиты собственных интересов «назначали» их хозяева618.

Нечто подобное происходило и с индейскими общинами. На их судьбе весьма противоречиво сказались достижение бывшими колониями независимости и введение нового, либерального, законодательства. С одной стороны, индейцы получили равные с белыми права, включая право голоса. Но с другой, — лишились государственной зашиты своих земель (в «ресгуардос»), которые правдами и неправдами стали прибирать к рукам латифундисты (не случайно в годы войны за независимость многие индейцы воевали на стороне испанцев). Теперь эти крестьяне оказались в полной зависимости у новых собственников земли и за небольшие уступки с их стороны на выборах всегда отдавали голоса за их ставленников619

.

В условиях общей слабости государственных структур каудильизм явился и действенным средством решения вопросов собственности. Многие каудильо имевшиеся в их распоряжении вооруженные отряды использовали как для охраны своих земельных владений, так и для силового захвата чужих или изгнания с земли крестьян–обшинников. Одновременно буйным цветом расцвел «бандолеризм» (т. е. разбой). Шайки бандолеро просто терроризировали население грабежами и разбойными нападениями на скотоводческие фермы и поместья, на населенные пункты.

Свою долю во власти–собственности приобретали и весьма самостоятельные в действиях командиры армейских подразделений, которые накапливали богатство и политическое влияние благодаря участию в гражданских войнах и защите поместий от бандолеро и различных каудильо620. Этот «милитаризм», равно как бандолеризм и каудильизм, являлся закономерным следствием длительной войны за независимость, когда выросло целое поколение участников освободительных армий и отрядов, умевших только воевать и привыкших жить за счет «военной добычи».

Однако период «неорганичной демократии», как называют его латиноамериканские историки, продолжался лишь до тех пор, пока западные страны, прежде всего Англия, сохраняли (и развивали) традиционные торгово–экономические связи со странами Латинской Америки. Ситуация стала быстро меняться, когда Англия в середине XIX в. завершила промышленный переворот и превратилась в «мастерскую мира». Теперь она нуждалась в огромных по объему поставках сырья для промышленности и одновременно — рынках сбыта этой продукции.

Экономика Латинской Америки стала во всевозрастающих масштабах интегрироваться в мировой капиталистический рынок, где доминировала Англия, а в XX в. — США. При этом производство ускоренно расширялось лишь в отдельных отраслях, связанных с природной спецификой стран, как–то: наиболее высокая урожайность конкретных сельскохозяйственных культур, богатство земельных недр на те или иные полезные ископаемые. На Западе и в Латинской Америке получила распространение доктрина «сравнительных преимуществ». Она сулила успехи в «догоняющем развитии» стран региона благодаря получению повышенного дохода от «природной ренты» и неуклонному росту спроса на сырье в «центре» мировой экономики621.

Для Латинской Америки ее интеграция в мировой рынок имела те последствия, что тормозилось развитие собственной обрабатывающей промышленности и закреплялся монокультурный характер экономики, поскольку вокруг производства и экспорта одного–двух видов продукции создавалась вся хозяйственная инфраструктура. Так, Аргентина стала крупнейшим экспортером мяса, а затем пшеницы, Уругвай — шерсти и мяса, Куба — сахара, Бразилия и Колумбия — кофе, страны Центральной Америки и Эквадор — цитрусовых.