Минут через пятнадцать, после того, как они распрощались, Разумовский разблокировал двери и открыл багажник. Достал два огромных пакета, отнес в дом, после чего вернулся, взял еще один такой же и второй маленький, черный. Его вручил Илоне.
— Идем.
Достал большую спортивную сумку, повесил на плечо.
— Ты ничего не хочешь объяснить? — у нее почему-то пересохло в горле. Бойкот с его стороны напрягал больше, чем манера говорить непристойности глядя прямо в глаза. Даже пугал.
Так и не дождавшись ответа, побрела вслед за ним, обдумывая как добраться к своим вещам. Долго ли он будет удерживать ее здесь — не понятно, а тексты надо сдать заказчику в срок.
О том, что ее ждет, старалась не думать. Не маленькая. И на память не жаловалась. А еще к собственному стыду пребывала в… предвкушении. Матерь божья, она точно сумасшедшая. Единственное, чего действительно опасалась — это сдать позиции. Для чего тогда было уезжать и сотрясать их отношения, если не добиться результата? Однако вести противостояние не умела и отдавала себе в этом отчет.
Вадим продолжал игнорирование. Выложил продукты в холодильник. Достал коробку с двумя бокалами; вымыл их, вытер насухо. Нарезал сыр, балык, мясо. Промыл виноград. Делал все не спеша, чем нагнетал атмосферу так, что Илону стало подташнивать. Может, не надо было слушать Сашу? Пострадала бы год-два-пять, но рано или поздно смирилась бы. Научилась жить без него… жила же, до.
Пока она сидела в кресле, откинувшись назад и глядя в потолок, он вдруг исчез. Лона очнулась из-за тишины. В кухонном углу больше ничего не бряцало и не шелестело. Поддавшись порыву — поднялась и подошла к двери, ведущей на улицу. Открыла. Вдохнула прохладу вечера. Закрыла. Прислонилась лбом. Куда она могла пойти без денег, телефона, и понимания того где находится? Никуда. Вокруг сосновый лес, где сумерки наступают гораздо раньше, чем на открытой местности. Ловушка со свободным выходом.
— Завтра. — Послышалось за спиной.
— Что? — вздрогнув всем телом от неожиданности, резко обернулась.
Вадим, надевая футболку, подошел к столу. Провел по влажным волосам руками и потянулся к бутылке с коньяком.
— Гулять будем завтра. — Уселся на стул, оглянулся, пошарив глазами вокруг себя, и чертыхнулся сквозь зубы. — Подай куртку, будь добра.
Лона, словно робот, сняла одежду с вешалки, что находилась рядом и на не сгибающихся ногах направилась к нему. Дура! Набитая дура! Ее телефон был в шаге от нее! Так сглупить на ровном месте!
Вадик достал из кармана пачку сигарет и придвинул пепельницу ближе.
— Присядь. — Указал кивком на место перед собой. Налил спиртное в бокалы и подвинул двумя пальцами один из них вперед. Сделал из своего хороший глоток, затянулся сигаретой с нескрываемым наслаждением и только после этого впервые за все время посмотрел на Илу, выпуская дым вверх. — А теперь я тебя слушаю.
— Мне казалось, что я довольно ясно объяснила все в нашей переписке. — Илона присела на край стула и демонстративно отодвинула от себя коньяк.
— Малая, снизойди и повтори всю эту ересь, что ты писала, только простыми, человеческими словами.
— Какую… ересь?
— Погоди, дай вспомнить. — Он разблокировал свой телефон и стал листать. — «Я не могу быть такой как тебе надо; ты пытаешься засунуть меня в рамки своих представлений; иногда мы обманываемся в своих ожиданиях и главное вовремя остановиться, обдумать все, взвесить». И самое мое любимое: «В пароксизме страсти можно потерять себя, нить своей жизни». Ты на траву присела?
Лона вдруг разозлилась. Ей еще никто не ставил тактичность в упрек.
— Я лишь пыталась корректно сказать, что роль домохозяйки по имени Глубокий Борщ меня не устраивает. И быть бесправным приложением, вроде бабы Поли, не хочу и не буду.
Брови Вадима поползли вверх. Он уставился на нее с изумлением, закусив нижнюю губу.
— Радость моя, слушаться своего мужчину и молча выполнять его разумные требования — это вовсе не означает стать рабыней. Что в моих вполне адекватных просьбах так тебя задело? Удалить телефоны мужиков? Уволиться? Или ложиться на ночь, не натягивая на себя шмотье? — спросил, зло сощурившись.
Лона нервно сглотнула.
— На одни и те же вещи мы смотрим по-разному. Для тебя неизвестный номер мужчины в моем телефоне автоматом означает «любовник», а для меня — сантехник, которого можно вызвать, когда вода хлещет из крана во все стороны или столяр, готовый приехать в течение получаса, чтобы помочь со сломанным замком!
— Ты в себе? — он скрипнул зубами и сделал еще глоток из бокала, после чего цедя слова сквозь зубы, произнес с расстановкой: — Отныне и навечно это не твои вопросы. Я тебе на пальцах сейчас объясню, если не понятно. Смотри. Мое дело — купить посуду и продукты. А твое — приготовить обед. Твоя задача — выполнять свои функции и не вмешиваться в мои. Компренде?
— Я не могу знакомить тебя лично с каждым заказчиком по работе! Как ты себе это представляешь?
— Этого и не понадобится.
— Меня не устраивает роль домработницы. — Насупившись, ответила Ила твердо, сложив руки на груди.