Мальчик глотает Вселенную

– Ну, – отвечает Кэйтлин, – а я, кажется, только начинаю понимать, насколько особенные ваши мальчики, миссис Белл.

Миссис Белл. Я не часто это слышу. Маме это нравится не меньше, чем мне.

Кэйтлин смотрит в зрительный зал. Титус Броз все еще говорит со сцены. Он говорит о самоотверженности и созидании, которым следует посвящать большую часть времени, отпущенного нам на Земле. Мы не можем видеть отсюда его лицо, потому что в фойе перед дверями в зал собралось слишком много людей.

– Не снижайте напора, – говорит Титус. – Никогда не сдавайтесь. Чего бы вы ни желали достичь. Продолжайте двигаться. Никогда не теряйте ни единой возможности превратить ваши самые смелые мечты в ваши любимые воспоминания.

Он кашляет. Прочищает горло.

– У меня для вас сегодня сюрприз, – торжественно объявляет Титус Броз. – Это итог работы всей моей жизни. Визуализация будущего. Будущего, где молодые австралийцы, не благословленные всеми дарами нашего славного Бога, будут благословлены дарами человеческой изобретательности. – Он делает паузу. – Саманта, будьте добры.

Точки зрения, Дрищ. Бесконечные точки зрения в один момент. Возможно, в этом зале пятьсот человек, и каждый рассматривает это мгновение со своей точки зрения. Но я вижу это лишь в своем сознании, потому что мои глаза могут видеть только Кэйтлин. Мы не видим сцену с того места, где стоим, но можем слышать звук аудитории и как она реагирует, когда Саманта Брюс снимает красную шелковую ткань со стеклянной витрины Титуса, в которой содержится дело всей его жизни. Мы слышим испуганное аханье зрителей, прокатившееся волной от ряда «А» к ряду «Z». Зал гудит. Женщины плачут. Мужчины кричат от шока и гнева.

– Что происходит, Илай? – спрашивает мама.

Я поворачиваюсь к ней.

– Я нашел его, – отвечаю я.

– Кого нашел?

Теперь я вижу полицейских, бегущих по центральному проходу. Другие офицеры окружают Титуса Броза с восточной и западной сторон зала. Мы с Августом обмениваемся взглядами. А в конце – мертвый синий крапивник. А в конце – мертвый синий крапивник.

Я вижу все это своим мысленным взором с точки зрения людей, все еще сидящих в ряду «М».

Капитан Ахав, тонущий в море квинслендской полиции. Копы в небесно-голубых рубашках тащат Титуса Броза прочь, подхватив его старые хилые руки в рукавах белого костюма. Заворачивают ему руки за спину. Зрители прикрывают глаза ладонями; женщины в коктейльных платьях всхлипывают и кричат. Титус Броз вяло перебирает ногами и смотрит, смотрит, смотрит в недоумении на стеклянный ящик на сцене, гадая, как в этом мире и в этой загадочной Вселенной работа всей его жизни – силиконовая суперконечность – оказалась заменена на деформированную и жуткую пластинированную голову первого человека, которого я когда-либо любил.

Время, Дрищ. Управляйте своим временем прежде, чем оно управится с вами. Оно течет медленно сейчас. Все движутся, как в замедленной съемке, и я не уверен – не моих ли это рук дело. Полицейские огни, мигающие красным и синим, – и тишина. Медленный и обдуманный кивок Августа, говорящий, что он гордится мной. Говорящий, что он знал – все произойдет именно так. Что все развернется в этом переполненном фойе Сити-Холла, среди людей, спешащих покинуть здание, вцепившихся в свои сумочки и зонты, спотыкающихся о подолы длинных вечерних платьев. Важные люди рявкают на испуганных и травмированных организаторов мероприятия. Та женщина со злым взглядом плачет, ошеломленная столпотворением, которое вызвала отрубленная голова на сцене. Август понимающе улыбается и пишет мне правым указательным пальцем сообщение в воздухе.

Затем Август отходит, элегантно и спокойно направляясь к маме и папе, стоящим в стороне от главного входа. Они дают мне немного пространства. Они дают мне немного времени. Времени с девушкой моей мечты. Она стоит передо мной, в метре от меня, полицейские, зрители и официальные лица снуют взад-вперед вокруг нас.

– Это что сейчас такое было? – спрашивает Кэйтлин.

– Не знаю, – пожимаю плечами я. – Все произошло слишком быстро.

Кэйтлин качает головой.

– Ты действительно с кем-то разговаривал по тому телефону? – спрашивает она.

Я размышляю об этом долгую секунду.

– Я больше ни в чем не уверен. А ты как считаешь?

Она пристально смотрит мне в глаза.

– Мне нужно еще немного подумать над этим, – говорит она. И кивает на группу полицейских. – Копы ждут нас в участке на Рома-стрит. Хочешь поехать со мной?

– Мама с папой меня подвезут, – отвечаю я.

Кэйтлин смотрит из фойе на маму, папу и Августа, ожидающих на краю Площади короля Георга.

– Я думала, они выглядят по-другому, твои родители, – произносит она.

– Серьезно? – смеюсь я.

– Они такие милые, – говорит она. – Они просто выглядят как любые нормальные мама и папа.

– Они уже довольно давно работают над тем, чтобы быть нормальными.

Кэйтлин кивает, засунув руки в карманы. Она раскачивается на каблуках. Я хочу сказать что-нибудь еще, чтобы только оставаться в этом моменте, заморозить его, но я могу лишь замедлять время, я пока не умею его останавливать.