А затем оно снова начинает свой ход, потому что получает на это некую человеческую команду – от того, что мы построили, чтобы оно напоминало нам о старении, – от оглушительного колокола, который звонит над нами. Колокола, которого я не видел наверху, когда вошел в машинное отделение. Колокол бьет девять часов. Банг! Банг! Банг! Этот звук забивает наши барабанные перепонки. Подавляет наш разум. И временно затуманивает сознание Ивана Кроля, потому что он не успевает защититься от стеклянной банки для образцов с моим отрубленным указательным пальцем, которую я разбиваю о его правый висок. Он отшатывается назад и убирает нож с моей шеи на мгновение, достаточно долгое, чтобы я тяжело осел на пол мертвым грузом, приземлившись на задницу и перевернувшись набок, как ученая собака, изображающая из себя мертвую на вечеринке.

Я не вижу, куда летят пули из пистолетов офицеров. Просто смотрю на все это с точки зрения мертвеца. Такова моя точка зрения в этот момент, Дрищ. Мое лицо расплющено о бетон. Мир перевернут набок. Черные начищенные ботинки полицейских, движущиеся куда-то за меня. Фигура, вбегающая в дверь машинного отделения. Лицо, склоняющееся надо мной.

Мой брат, Август. Мои глаза закрываются. Темнота. Мой брат, Август. Темнота.

Он шепчет мне в правое ухо:

– С тобой все будет в порядке, Илай. Все будет в порядке. Ты вернешься. Ты всегда возвращаешься.

Я не могу говорить. Мой рот не позволяет мне говорить. Я онемел. Мой левый указательный палец пишет в воздухе строчку, которую прочитает только мой старший брат, прежде чем она исчезнет.

Мальчик глотает Вселенную.

Мальчик глотает Вселенную

Это не рай. Это не ад. Это прогулочный двор второго отряда тюрьмы Богго-Роуд.

Он пуст. Ни единой живой души в этом месте, кроме… кроме человека в тюремной одежде, стоящего на коленях с лопаткой тюремного производства и ухаживающего за тюремным садом. В саду красные и желтые розы; кусты лаванды и фиолетовые ирисы под ярким солнцем и безоблачным голубым небом.

– Привет, малыш, – говорит человек, еще не видя меня.

– Привет, Дрищ, – произношу я.

Он встает и отряхивает почву с колен и ладоней.

– Сад выглядит по-настоящему великолепно, Дрищ.

– Благодарю, – откликается он. – Если мне удастся справиться с этими ублюдочными гусеницами, то с ним все будет в порядке.

Дрищ бросает лопатку и показывает головой в сторону.

– Пойдем, – говорит он. – Нам надо вытащить тебя отсюда.

Он идет через двор. Трава густая и зеленая, она поглощает мои ноги. Он подводит меня к толстой коричневой кирпичной стене, огибая камерный блок второго отряда. Веревка, завязанная узлами, свисает с крюка, засевшего высоко над нами.

Дрищ кивает на нее. Он сильно дергает за веревку дважды, чтобы убедиться, что она держится прочно.

– Полезай, малыш, – говорит он, протягивая мне веревку.

– Что это, Дрищ?

– Это твой великий побег, Илай, – отвечает он.

Я смотрю вверх на высокую стену. Я знаю эту стену.

– Это «Тропа Холлидея»! – говорю я.

Дрищ кивает.

– Полезай, – повторяет он. – У тебя мало времени.

– Управлять своим временем, так, Дрищ?

Он кивает.

– Прежде, чем оно управится с тобой, – продолжает он.

Я взбираюсь по стене, опираясь ногами на толстые узлы на веревке Дрища.

Веревка ощущается настоящей и обжигает мне руки, пока я поднимаюсь. Я добираюсь до верха стены, откидываю голову назад и смотрю вниз на Дрища, стоящего в густой зеленой траве.

– Что там за стеной, Дрищ? – спрашиваю я.

– Ответы, – говорит он.

– На что, Дрищ?

– На вопросы, – отвечает он.

Я стою на толстой кромке коричневой кирпичной тюремной стены и вижу под собой желтый песок пляжа, но этот пляж не сбегает к океанской воде, он ведет во Вселенную, в расширяющуюся черную пустоту, заполненную галактиками, планетами, сверхновыми и тысячами астрономических событий, происходящих одновременно. Взрывы розового и фиолетового. Вспышки ярко-оранжевого, зеленого и желтого, и все эти сверкающие звезды на фоне вечного черного полотна пространства.

И там на пляже девушка, окунающая пальцы ног в океан Вселенной. Она поворачивает голову и видит меня здесь, на стене. Она улыбается.

– Давай, – говорит она. – Прыгай! – Она машет мне рукой. – Ну же, Илай!

И я прыгаю.

Девочка спасает мальчика

«Форд-Метеор» мчится по Ипсвич-роуд. Кэйтлин Спайс левой рукой переключает передачу, слишком резко выкручивая руль в поворот на Дарру.

– И ты считаешь, что это я стояла на пляже? – спрашивает она.

– Ну… да, – говорю я. – А потом я открыл глаза и увидел свою семью.

Сперва я увидел Августа. Он смотрел на меня так же, как в машинном отделении часовой башни. Я подумал, что я все еще там, но затем увидел иглу капельницы, прилепленную к моей руке. Ощупал больничную койку. Мама бросилась к изголовью, когда увидела, что я очнулся. Она велела мне сказать что-нибудь, чтобы убедиться, что я действительно жив.

«Об… – сказал я, облизывая пересохшие губы. – Об…»

«Что, что, Илай?» – с тревогой спросила мама.

«Обнимите меня».