Мальчик глотает Вселенную

Но на Лайла накатила красная пелена ярости, которую я, к своему несчастью, видел ранее трижды. Первый раз, когда я убежал из дома и проспал ночь в пустом автобусе во дворе срочной автомастерской в Редлендсе. Другой раз, когда я засунул шесть тростниковых жаб в морозилку, чтобы усыпить гуманной смертью, а те, выносливые и противные глазу амфибии, выжили в этом гробу с минусовой температурой, стойко перенесли все трудности и дождались момента, когда Лайл, решивший выпить после работы рома с колой, открыл морозилку и обнаружил там парочку жаб, подмигивающих ему с подноса для льда. А третий раз – когда я присоединился к своему однокласснику, Джоку Уитни, в сборе средств по соседям для Армии спасения – мы ходили и стучали в двери, вот правда собирали мы деньги исключительно ради того, чтобы купить игру «Е.Т. – Инопланетянин» для «Атари». Я до сих пор чувствую себя из-за этого отвратительно – игра оказалась настоящим куском говна.

Август, мой дорогой, чистый сердцем Август встает перед Лайлом, который примеривается для третьего пинка. Он качает головой, удерживая Лайла за плечи.

– Все в порядке, приятель, – говорит Лайл. – Просто пришло время Илаю и мне немного потолковать.

Он протискивается мимо Августа и хватает меня за воротник поло из социального магазина, а затем выталкивает за входную дверь. Он тащит меня вниз по ступеням крыльца, и дальше по дорожке, через калитку, все еще держа за воротник, и его крупные кулаки уличного бойца больно давят мне на шею сзади.

– Иди-иди, умник, – приговаривает он. – Шевели копытами.

Он ведет меня через улицу под светом луны, сияющей над нами, как уличный фонарь, в парк напротив нашего дома. Все, что я чувствую, – запах лосьона после бритья от Лайла. Все, что я слышу, – звук наших шагов и стрекот цикад, потирающих свои лапки, будто они тоже взволнованы от напряжения, висящего в воздухе; потирающих лапки, как Лайл потирает руки перед полуфиналом «Илз».

– Что за хренотень на тебя нашла, Илай? – спрашивает он, подталкивая меня через овал нескошеной травы на крикетной площадке. Я продолжаю брыкаться, и высокая травка «паспалум», похожая на черный мех, набивается мне в штанины. Он ведет меня к центру поля для крикета и там отпускает. Он расхаживает взад-вперед, поправляя пряжку на поясе, вдыхая, выдыхая. На нем кремовые брюки и голубая хлопковая футболка с белым кораблем, идущим под всеми парусами.

Только не плакать, Илай. Не плачь. Не плачь. Черт! Ты тряпка, Илай.

– Почему ты плачешь? – интересуется Лайл.

– Не знаю, я на самом деле не хотел. Мой мозг не слушается меня.

Я плачу еще сильнее, осознав это. Лайл дает мне минуту. Я вытираю глаза.

– Ты в порядке? – спрашивает Лайл.

– Жопа жжет немножко.

– Извини за это.

Я пожимаю плечами:

– Я это заслужил.

Лайл дает мне еще немного времени.

– Ты когда-нибудь задумывался, почему ты так легко плачешь, Илай?

– Потому что я тряпка.

– Ты не тряпка. Никогда не стыдись слез. Ты плачешь, потому что тебе не насрать на все. Никогда не стыдись неравнодушия. Так много людей в этом мире слишком боятся плакать, потому что они слишком боятся быть неравнодушными.

Лайл отворачивается и смотрит на звезды. Он садится на крикетную площадку для лучшего обзора, смотрит вверх и постигает Вселенную, все эти мерцающие космические кристаллы.

– Ты прав насчет своей мамы, – говорит он. – Она слишком хороша для меня. И всегда так было. Насколько я понимаю, она слишком хороша для кого угодно. Она слишком хороша для этого дома. Она слишком хороша для этого города. И – слишком хороша для меня.

Лайл указывает на звезды.

– Она будто откуда-то с Ориона.

Я пристраиваю свою ноющую задницу рядом с ним.

– Ты хочешь выбраться отсюда? – спрашивает он.

Я киваю и смотрю на Орион, скопление чистого света.

– Так я тоже, приятель, – говорит Лайл. – Для чего, ты думаешь, я беру подработку у Титуса?

– Какое прекрасное выражение. «Подработка». Интересно, Пабло Эскобар так же это называет?

Лайл опускает голову.

– Я знаю, что это чертовски быстрый способ заработать, приятель.

Какое-то время мы сидим в молчании. Затем Лайл поворачивается ко мне.

– Давай заключим с тобой сделку.

– Ну?

– Дай мне шесть месяцев.

– Шесть месяцев?

– Куда ты хочешь переехать? Сидней, Мельбурн, Лондон, Нью-Йорк, Париж?

– Я хочу переехать в Гэп.

– В Гэп? С какого хрена ты хочешь переехать в Гэп?

– В Гэпе замечательные «аппендиксы».

Лайл смеется.

– «Ап-пен-дик-сы», – повторяет он, качая головой. И снова поворачивается ко мне, резко посерьезнев. –   Это будет отлично, приятель, – говорит он. – Это будет так хорошо, что ты даже забудешь, что когда-то было плохо.

Я смотрю на звезды. Орион намечает свою цель, и натягивает свой лук, и выпускает свою стрелу прямо и точно в левый глаз Тельца, и буйный бык повержен.

– Договорились, – киваю я. – Но при одном условии.

– При каком? – спрашивает Лайл.

– Ты позволишь мне работать вместе с тобой.