– И что мы скажем, если сосед выйдет и спросит нас, зачем мы сидим под его деревом? – интересуюсь я. – «Просто проворачиваем быструю сделку с наркотой, приятель. Не бери в голову»?
– Ты действительно начинаешь меня раздражать, Илай, – шипит Лайл, сильно хлопая дверцей.
Затем открывает дверцу со стороны Августа.
– Ладно, идемте, – ворчит он. – Но ни одного гребаного слова!
Мы проходим мимо малыша со скакалкой, и он смотрит на нас; желтая сопля свисает у него из-под носа.
– Привет, – говорю я.
Пацан не произносит ни слова. Лайл стучит кулаком по защитной решетке в дверном проеме.
– Это ты, Лайл? – доносится из темной гостиной. – Заходи, брателло.
Мы входим в дом. Сперва Лайл, за ним Тедди, потом Август, и после всех я.
Двое маорийцев сидят в коричневых креслах по обе стороны пустого трехместного дивана. Дым заполняет гостиную. У каждого мужчины по полной пепельнице на подлокотниках их кресел. Один из мужчин тощий, с маорийскими татуировками на левой щеке; другой же самый толстый человек, которого я когда-либо видел в жизни, и именно он разговаривает.
– Лайл, Тед, – бросает он в качестве краткого приветствия.
– Эзра, – отзывается Лайл.
На Эзре черные шорты и черная свободная майка, а его ноги настолько толстые, что жир свисает через коленные чашечки и делает середину его ног похожей на лица моржей, только без клыков. Не то чтобы я горю желанием подробно задерживаться на размерах этого человека, однако его футболки вполне достаточно, чтобы сделать тент для «Мазды» Тедди, припаркованной снаружи на солнце.
Тощий мужчина, наклонившись вперед в кресле, чистит вареный картофель в миске на переносном столике.
– Черт побери, Лайл, – улыбается Эзра, глядя на нас с Августом. – Это какое-то высшее воспитание, друг мой, – брать с собой детей на наркосделки. Ты просто родитель года. – Эзра хлопает себя по ноге и смотрит на своего худого синемордого от татуировок друга, который молчит. –
– Это не мои дети, – говорит Лайл.
В гостиную входит женщина.
– Ну что ж, тогда я заберу их себе, если они не твои, Лайл! – улыбается она нам с Августом и садится на диван. Она босая, в черной безрукавке. Маорийка с племенной татуировкой на правом предплечье. Линия из вытатуированных точек пересекает ее правый висок. Она пристраивает перед диваном отдельный складной столик с морковью, сладким картофелем и четвертинкой тыквы, который принесла с собой.
– Прости, Элси, – объясняет Лайл. – Это дети Фрэнки.
– Я и подумала, что они слишком красивы для того, чтобы быть твоими
Элси подмигивает Августу. Тот улыбается в ответ.
– Сколько лет ты присматриваешь за этими мальчиками, Лайл? – спрашивает Элси.
– Я знаю их лет восемь-девять, – отвечает Лайл.
Элси смотрит на нас с Августом.
– Восемь-девять лет? – повторяет она. – А вы как считаете, ребятки? Думаете, будет справедливо сказать, что теперь вы его дети?
Август кивает. Элси поворачивается ко мне, ожидая ответа.
– Думаю, достаточно справедливо, – говорю я.
Эзра и тощий мужчина погружены в фильм по телевизору, показывающему сейчас огромного бронзовокожего воина во главе великого древнего празднества.
«Что лучшее в жизни?» – произносит мужчина на экране, одетый, как Чингисхан.
Бронзовый воин скрестил ноги, его мускулы словно из железа, головная лента напоминает корону.
«Сокрушать своих врагов, – говорит бронзовый воин. – Видеть, как их гонят перед тобой, и слышать причитания их женщин».
Мы с Августом застываем на какое-то время, зачарованные этим человеком.
– Кто это? – спрашиваю я.
– Это Арнольд Шварценеггер, братан, – отвечает Эзра. – «Конан-варвар».
Арнольд Шварценеггер завораживает меня.
– Этот засранец по-настоящему огромный, – добавляет Эзра.
– О чем это кино? – интересуюсь я.
– О воинах, братан, о волшебниках, мечах и колдовстве, – говорит Эзра. – Но в основном это про месть. Конан путешествует по миру, пытаясь найти ублюдка, который скормил его папу собакам и отрубил голову его маме.
Я замечаю видеомагнитофон, стоящий под телевизором.
– У вас есть «Сони Бетамакс»? – разеваю рот я.
– Конечно, приятель, – кивает Эзра. – Лучшее разрешение, высококачественный звук, шумоподавление, улучшенная контрастность, пониженный цветовой шум.
Мы с Августом немедленно шлепаемся на ковер, чтобы получше рассмотреть аппарат.
– Что такое «цветовой шум»? – спрашиваю я.
– Хрен его знает, – пожимает плечами Эзра. – Так они написали на коробке.
Возле телевизора стоит книжный стеллаж, набитый черными видеокассетами с белыми наклейками, на которых написаны названия фильмов. Их сотни. Некоторые названия вычеркнуты синей шариковой ручкой, и вместо них рядом вписаны другие. «В поисках утраченного ковчега». «Е.Т. – Инопланетянин». «Рокки-3». «Бандиты времени». «Битва Титанов». Август указывает пальцем на одну кассету, лежащую отдельно.
– У вас есть «Экскалибур»?! – кричу я.
– Круто, да, братан? – сияет Эзра. – С Хелен Миррен, чувак. Чертовски горячая штучка эта шальная ведьма!
Я киваю от всей души.
– И Мерлин тоже крут.
– Ага, сумасшедший ублюдок! – радуется Эзра.
Я просматриваю названия дальше.