– Их можно за это немножко помучить, – предложил Эдвард (вот гребаный Карлсон, подумал я). – Хочешь, напугаем их до полусмерти? Чтобы поверили в вампиров?
Танькины глаза сверкнули. Камера приблизила неподвижные фигуры в постели. Голая спина у папаши была покрыта редким сивым волосом. На потной шее поблескивала цепочка. Интересно, – подумал я, – с крестиком или нет.
Эдвард смотрел туда же – брезгливо и надменно:
– Им вообще не надо жить. Почему они отключают вай-фай после двенадцати? Они не хотят, чтобы мы с тобой встречались? Да, я знаю. Они хотят, чтобы ты дружила с ребятами из гимназии. С отличниками и спортсменами.
– Но… – Танька смутилась. – Вообще-то они меня любят.
– Мучить нужно именно тех, кто тебя любит. Иначе неинтересно.
Здесь ты обернулся и взглянул прямо в камеру. Этого можно было и не делать. Я сжал кулаки.
Но Таня слушала молча. Будто не могла решиться.
– Боишься?
Девчонка пожала плечами.
– А ты меня любишь?
Таня кивнула.
– А хочешь, я сам это сделаю? Просто… два хороших укуса. И они больше никогда не встанут между нами. Никогда, понимаешь?
Таня помотала головой испуганно.
– Ты не веришь мне? – Эд вскинул брови. – Ты любишь их больше, чем меня? Ладно. Тогда, наверно, мне лучше уйти. Прощай.
– Нет, – прошептала Танька и схватила тебя за руку. – Не уходи, Эдвард. Не бросай меня. Если надо, давай их убьем. Ты же говорил, что будешь со мной… и мы еще хотели сфоткаться для инстаграма…
Бедная дурочка совсем потеряла голову. Вампир, что называется, торжествовал. Он высвободил руки. Пошевелил тонкими пальцами (я заметил, что ногти у него длинные). Неслышным шагом приблизился к постели. Склонился. Хищно оскалил зубки. И тут у него в кармане запел мобильник.
– Ну что за дрянь, – пробормотал он, поднося трубку к уху. – Алло… не понял… кто? А, продюсер сериала…
Эдвард слушал кваканье в трубке и скучнел на глазах. Не прощаясь, отключился.
– Не разрешают, – пояснил он. – Нельзя крови. Нельзя жестокости. И трахаться тоже нельзя. По крайней мере, сейчас.
– А когда будет можно? – спросила Танька.
– Не знаю. Может, в следующей серии?
Следующий план был смонтирован «через вспышку», и от яркого света у меня даже глаза заболели.
– Я не приму у вас контрольную, Соколова, – произнес Борис Петрович, учитель математики, в шуршащей тишине школьного класса. – Что за художество? Мне кажется, вы вообще забыли, где находитесь. Интересно, чем вы занимались накануне?
Соседи вытянули шеи. По рядам пошли смешки.
На листе у Тани Соколовой вместо доказательства теоремы красовался твой портрет. Ну, то есть портрет Эдварда. В черном, с короткой стрижкой. Вампирские зубки чуть заметно обнажились в улыбке.
Таня провела пальцами по твоим нарисованным губам. Потом подняла глаза на учителя:
– Сегодня ночью я хотела заняться любовью с вампиром. И обязательно займусь в следующий раз.
На ее бледной шее почти не заметен был розовый бактерицидный пластырь «Фаст-Пласт». Но учитель и вовсе стал бледнее мела. Точнее, он краснел и бледнел попеременно и ловил воздух ртом.
Таня Соколова не глядела на него. Она глядела на Эдварда. Больше никто его не видел. А он – ну, то есть ты – стоял у доски и смотрел на нее. А может, на меня. И выглядел победителем.
Я нехорошо прищурился и нажал на «стоп».
Скоро ведь официальная премьера, вспомнил я. Может быть, мне даже пришлют приглашение. Может быть, я даже приду.
В галерее «Винофермы» яблоку было негде упасть, да яблок там и не было, кроме рекламы неавторизованного дилера «эппл», зато прямо на входе гостей угощали кроваво-красным гранатовым соком, даже меня, опоздавшего. На широких экранах транслировали трейлеры новых серий. Там оказалось даже больше героев, чем я думал. Но ты был главным.
Ты был в центре и на пресс-конференции. Сидел за условным столом на деревянном помосте, в черном свитере, побледневший от удовольствия, рядом с вальяжными продюсерами, бок о бок со своим личным агентом. Точнее, агентшей.
Я пригляделся. Прислонился спиной к железной колонне. Запустил руку в карман и глотнул из стеклянной фляжки.
Да, это была Светка. В незнакомом белом костюме, по виду – очень дорогом. И с алыми, ярко накрашенными губами.
Штук пятьсот девчонок теснилось вокруг. Они вытягивали шеи и толкали друг дружку локтями. Одна наступила мне на ногу, обернулась и отскочила испуганно.
Бодрый ведущий говорил с еле заметным южным акцентом. Эхо разносило звук по огромному залу, двоилось и возвращалось, и вообще слегка кружилась голова.
Наконец микрофон пустили в публику. Очередной глупый сопливый тинейджерский вопрос касался, понятное дело, тебя, и я попробовал прислушаться.
– Ну, да, это