Маленький мудрец

Классно. Сам доволен! «в идеале – страж порядка». Неплохо, неплохо. «Судья» – что-нибудь нетривиальное, например, футбольное: «не медик, а раздает горчичники». Или так: «на ринге – рефери, в футболе – арбитр», или любая половина от этого…

Раздался звон разбитого стекла, и в помещение влетел обломок кирпича.

Я вырос у моря, и мне случалось видеть, как швартуются большие суда. Сначала с судна подают бросательный конец, то есть кидают на берег сложенную в «бухту» тонкую веревку с грузиком. «Бухта» в воздухе распрямляется, конец веревки с грузиком падает на берег, другой конец остается в руках у палубного матроса. Матрос привязывает его к петле швартового каната, и находящиеся на берегу вытягивают этот канат и накидывают петлю на портовый пал. После этого судовой шпиль наматывает на себя швартовый канат, притягивая судно к берегу.

Я догадался, что тот шпагат, к которому был привязан обломок кирпича, являлся не чем иным, как бросательным концом, схватил его и стал вытягивать. Как я и ожидал, к нему была привязана крепкая бельевая веревка, достаточно толстая, чтобы по ней можно было карабкаться, делая ногами «ступеньку». И конец этой спасительной веревки был закреплен где-то за окном. Через минуту я уже висел над землей, подо мной был неухоженный газон, то есть обыкновенный твердый грунт. Я слегка откинул тело назад, отпустил руки. Если бы я падал с такой высоты на батут, я пришел бы мягко и легко погасил инерцию. Но я падал, кураг, на твердую почву и полусогнул ноги и руки и старался податься вперед, как парашютист. Благодаря этому мои драгоценные конечности остались непереломанными, я только отбил колено, локоть и разодрал лоб почему-то. Однако встал и даже попрыгал. Убедившись, что все цело, припустил по аллее к выходу из парка. Я все же оглянулся посмотреть, к чему же был привязан конец веревки. Увидел: к молодой елочке, что росла у самой конюшни. Увидел и успокоился, как будто это могло иметь какое-то значение для меня… А впереди-то, впереди, там, где аллея заворачивала влево, мелькнул и скрылся за поворотом желтый велосипед.

Ну просто цирк

Средневековые игры кончились, на полянах сидели и распевали песни недавние противники. Девочка лет четырнадцати вела под уздцы понурого пони. Я не увидел лектора – я почувствовал его приближение спиной. Я быстро обернулся. Лектор бежал от конюшни, смешно выкидывая длинные ноги. Расстояние между нами стремительно сокращалось. Поравнявшись с пони, я со словами «потом объясню» вырвал из рук девочки уздечку, оседлал покрытую попонкой спину и пришпорил пони пятками. Пони радостно вскинул голову и понес галопом. Прохожие с интересом глядели на необычного всадника. Недавние «крестоносцы» подбадривали озорными выкриками, дети в восторге хлопали в ладоши. Скосив глаз, я увидел, что лектор, не прекращая бега, что-то орет в мобильный телефон. И я увидел их. Они бежали наперерез – один при этом прятал в карман мобильный телефон, другой доставал из-за пояса… да, кажется, доставал из-за пояса пистолет. «Эх, подумал я с каким-то истерическим весельем, – помирать, так с музыкой!» И еще подумал: «На миру и смерть красна». И еще: «Артиста хоронят под аплодисменты». Под эти, отдадим им должное, идиотские мысли я вскочил на спину маленькой лошади и поднял одну руку для комплимента. Мысли у меня, допустим, были действительно идиотские, но поступки вполне разумные: мне нужно было привлечь к себе внимание, собрать как можно больше зрителей. Скопление народа было моим единственным шансом. Я наклонился, ласково похлопал пони по шее, и мой дорогой пони перешел на легкую рысь. Я говорю «дорогой», а не «дорогая», потому что, несмотря на критичность ситуации, заметил, что пони – мальчик, а не девочка. У лошадей это, слава богу, видно сразу, не то, что у некоторых домашних животных, когда, например, семейного любимца числят котом, пока он не принесет котят.