Оперативно откликнулся полковник С. И. Тюльпанов, начальник Управления пропаганды СВАГ, попытавшийся расширить и актуализировать трактовку постановления. Не останавливаясь на «упадничестве» Зощенко и Ахматовой, он сразу заговорил о том, что воспитание коммуниста в Германии происходит в особых условиях: «В кружках преподают марксизм, а вышел на улицу – капитализм», даже «на вполне зрелых людей всегда действуют формальные и иллюзорные „свободы“ капиталистического мира». Тюльпанов апеллировал к «достаточно здоровому советскому сознанию», говорил о воспитании «политического чутья, чтобы разоблачить эту гниль…»482
. Он предостерег от западных напастей и точно определил (предопределил?) направление главного удара партии. Но также увидел и нараставшую тенденцию к изоляционизму, чреватую ослаблением советского влияния на немцев: «Мне иногда кажутся обидными рассуждения, что нужно „изолировать“ наших людей, что нужно их оградить железной проволокой от всего немецкого, иначе на них это повлияет. Вот в Хемнице дошли до того, что один жилой дом офицеров среди города окружили колючей проволокой, на смех всем немцам. Изоляция здесь нереальна, а главное помнить, что вся наша работа связывает нас с ними»483.Следующий этап борьбы с низкопоклонством перед Западом пришелся на лето 1947 года. 16 июля появилось Закрытое письмо ЦК ВКП(б) «О деле профессоров Клюевой и Роскина» и материалы суда чести над ними. Биологи, член-корреспондент Академии медицинских наук СССР Н. Г. Клюева и профессор Г. И. Роскин создали препарат от рака «КР» (круцин). Американцы предложили издать их книгу и провести совместные исследования. Академик В. В. Парин с разрешения властей передал американским ученым рукопись книги и ампулы с препаратом. Это вызвало недовольство Сталина. Парин был арестован и осужден. Против Клюевой и Роскина была развязана кампания, разоблачающая действия ученых как проявление «низкопоклонства и раболепия» перед буржуазной культурой Запада. Они были привлечены к суду чести, который вынес им «общественный выговор»484
.«Дело КР», как считают В. Д. Есаков и Е. С. Левина, посвятившие этому вопросу специальное исследование485
, было поворотным моментом в резком переходе страны к холодной войне, тотальной секретности и самоизоляции. Понятно особое значение подобного «дела» именно для СВАГ, сотрудники которого постоянно взаимодействовали с «враждебным окружением». Другое дело, что партийные органы военной администрации не смогли оперативно отреагировать на сигнал из Москвы. Только что, 4–5 июля, прошел партактив486. Затевать новый было преждевременно. Тем более что сначала было предложено обсудить тему кулуарно, среди начальства. Политуправление СВАГ рекомендовало, возможно, по указанию сверху, провести специальные совещания, на которых с письмом должны были ознакомиться начальники отделов.Через месяц-полтора в Политуправление СВАГ стали поступать отчеты. Коммунисты-начальники наконец-то с письмом ознакомились. Как и положено, они с возмущением осудили антипатриотический и антигосударственный поступок сомнительных граждан СССР – Клюевой и Роскина. И недоумевали, почему с учеными поступили так мягко, ограничившись общественным выговором. На совещаниях вновь стали раздаваться забытые возгласы: «Мало им дали!», «За это расстреливать надо!»487
. Это уже напоминало довоенные времена.Начальник политотдела Штаба СВАГ К. В. Овчинников решил опередить события и сразу назвал в своем отчете потенциальных обвиняемых488
. Сюда попали те, кто слишком часто и близко общался с союзниками, кто печатал свои работы в немецких журналах, а заодно и те, кто просто невинно выпивал сверх меры. Овчинников предложил создать суды чести для цивильных сотрудников. Дальше следовали ни к чему не обязывающие рекомендации: «…больше приглашать артистов из Советского Союза, дать квалифицированных лекторов, увеличить лимит подписки на журналы…». Все как всегда. Лишь одно безумное предложение выходило за рамки обычной партийной риторики. Высокопоставленный партработник предлагал в течение года заменить