Мальтийская история: воспоминание о надежде

— Они полгода не могли её поймать. Но стоило взяться за дело мне, и дело в шляпе, — он подмигнул мне. — С твоей помощью, Шатопер.

Мой мозг ожил, и в этот момент я, действительно, почувствовал себя Шатопером — самовлюблённым предателем прекрасных дам. Значит, Надэж обвиняют в чём-то страшном, а я её выдал.

— Что она совершила? — глухо пробормотал я.

— Ничего особенного, — хохотнул англичанин. — То, о чём мечтает каждая вторая благоверная на этом свете. Мадам Лаваль пристукнула своего муженька, — но, не увидев никакой реакции на моём лице, Канинхен перешёл на более серьёзный тон. — Это, конечно, тайна следствия, но тебе можно доверять, Шатопер, — я стиснул зубы. — Они почти постоянно ссорились, об этом знали все соседи. И в один прекрасный день… — он вздохнул, потом пробормотал как будто про себя: «Разве могут быть на этом острове под постоянными налётами прекрасные дни? Вот до войны…» — сублейтенант мечтательно закатил глаза, но, вспомнив, что отвлёкся от темы, прокашлялся и продолжил свой рассказ: — В один прекрасный день месье Лаваль исчез. Никто его с тех пор не видел. Кроме того, исчезли все его вещи. Среди убитых в результате бомбардировок он не значится. На допросе мадам Лаваль вела себя нервно. Исчезновение супруга объясняла его поспешным отъездом на каком-то пароходе. На каком, она якобы не знает: месье Лаваль не посвятил её в свои планы. Проверили все суда с пассажирами, выходившие из Ла-Валетты после его исчезновения: француз не значился ни в одном списке. Никаких следов. Решили дожать дамочку: куда же она спрятала труп своего благоверного? Пара допросов, и с мадам случились истерики, но эти недотёпы из полиции допустили промах: они не арестовали её сразу. И как результат — она сбежала, — Канинхен поднял вверх указательный палец. — Скрылась. В госпитале, где она работала, никто ничего не знает. Как сквозь землю провалилась.

— И как же это дело попало к Вам, сэр? — прозвучал мой вопрос. Хотя для меня это было сейчас не важно: я лихорадочно пытался найти выход из этой ситуации для Надэж.

Канинхен самодовольно улыбнулся.

— Всё дело в этом, — англичанин постучал себя пальцем по лбу. — У меня прекрасная память. Сотрудников военной полиции ознакомили с обстоятельствами этого дела на случай, если мы случайно столкнёмся с ними в своей работе. Поэтому, когда ты вчера рассказал мне о появлении своей соседки-француженки по имени Надэж Растиньяк, то я сразу вспомнил о разыскиваемой дамочке, проходящей по этому делу.

Мои мысли продолжали метаться в голове как сотня мячиков для сквоша, но найти спасительную лазейку они были не в состоянии.

— Это какая-то ошибка. Она не могла этого совершить, — всё, что я мог сказать. — Вы должны её расспросить, ещё раз проверить. Но держать её в тюрьме нельзя. Надо выпустить мадам Лаваль немедленно. Она не какая-то преступница, — со всей горячностью я начал убеждать Канинхена.

— Угу, — снисходительно улыбнулся англичанин. — Вот явятся завтра утром из полиции, заберут её и отпустят куда-нибудь в другое место. А потом и вовсе отдохнёт лет двадцать, — он усмехнулся и, выпустив струю табачного дыма, добавил: — на каторге.

— На каторге? — я привстал, во рту пересохло. — Как же невинного человека на каторгу?

— А куда ты предлагаешь отправлять таких, как она? — его чёрные глазки буравили меня. — На Мадейру?

Я пропустил мимо ушей его колкости. Надо искать выход.

— Сэр, можно с ней увидеться? — наконец, хоть что-то пришло мне на ум.

— Зачем тебе это? — Канинхен недоверчиво нахмурил брови, его и без того подозрительные глазки превратились в острые иглы.

— Хочу поговорить с ней. Я не верю в её вину. Но если это так, то, может, мне удастся убедить Надэж признаться в совершённом. Вы же видите, что она доверяет мне. Один раз я уже помог, помогу и на этот раз, — меня несло в потоке виртуозной хитрости (во всяком случае, мне так казалось) — только бы попасть к ней.

Канинхен внимательно смотрел на меня, постепенно его глаза расширялись.

— Слушай, Гюго, ты в ударе. Ну ладно, случайно выдал эту дамочку, теперь хочешь помочь закрыть её навсегда. По-моему, ты собрался доказать, что Шатопер был твоим предком, — его глазки снова подозрительно сузились. — Или всё-таки что-то задумал? Говорили, что её на квартиру приводил какой-то моряк. Может, это был ты? Сговорились, убили беднягу, и дамочка в твоей койке. У вас, у французов, вечно так.

— Вас не поймёшь. Не сознаёшься в несовершённом — закоренелый преступник, хочешь помочь следствию — подлец и пособник, — я привстал со стула и простодушно развёл руками.

— Да, у нас так, — на лице англичанина появилась довольная улыбка, он расслабленно откинулся на спинку стула.

— Это не порядок, а всеобщее безумие, — я расстроено присел на свой стул.

— Но-но, не трогай основ империи, — беззлобно огрызнулся Канинхен. — Вот заберут её завтра, и пусть возятся с ней сами, — он махнул рукой. — В конце концов, это не дело военной полиции. Забудь о ней. Не стоит она того.