Мальтийская история: воспоминание о надежде

«Не стоит она того…» — я не знал, что ещё придумать. В опустевшей голове вновь запрыгали мячики-мысли, отскакивая от стенок черепной коробки: «Надо, надо что-то придумать немедленно. Или сейчас он меня выгонит», — подгонял я себя.

— Сэр, я её люблю. Позвольте увидеться с ней в последний раз, — сделал я отчаянную попытку разжалобить его.

— Неисправимый народ. Сейчас он попросит разрешения провести с этой дамочкой последнюю ночь. Всё же все эти ваши Мопассаны и Флоберы были правы: если вам, лягушатникам, позволить, вы даже на плахе будете разводить амуры, — проворчал Канинхен.

«А если сыграть в покер?», — почти слетело с моего языка, но я вовремя сдержался. Покер? Пусть даже и безнадёжная, но, как показалось мне, гениальная идея родилась в моём мозгу.

— У меня есть ещё немного монет, — я вспомнил об оставшихся от жалования купюрах. — Ставлю против разрешения на свидание с мадам Лаваль.

Конечно, деньги не интересовали сублейтенанта. Но я рассчитывал не на жадность, а на азарт англичанина. Его скорее могла заинтересовать возможность посрамить соперника в одном из высочайших видов искусств — покере. Он с интересом посмотрел на меня, прищурил один глаз, несколько секунд молчал, раздумывая, потом вынес решение:

— Ну, что ж, хоть какой-то взрослый разговор. А то какие-то сопли здесь размазывал.

Офицер вытащил из стола колоду. Я достал из кармана деньги и бросил их на стол. Канинхен разменял их на монеты, потом достал бумагу и карандаш.

— Думаю, с моей стороны фишка «пять минут свидания с француженкой» будет хорошей для тебя минимальной ставкой.

Не дождавшись моего ответа, англичанин подбросил монету для розыгрыша очерёдности торгов в раунде. Ему достался малый блайнд — первая ставка. На его листке появилось «5 минут», я бросил большой блайнд — шиллинг. Сдача карт прошла и началась игра. «Неужели я проиграю?» — стучало в голове, мешая сосредоточиться на картах. Однако карты мне выпали неплохие: валет червей и бубновая девятка. Сублейтенант уравнивает и приписывает ещё пять минут в банк. Я поднимаю ставку и бросаю в банк ещё один двенадцатипенсовик, англичанин не остаётся в долгу и даёт десять минут рандеву с заключённой.

Прелесть игры вдвоём в том, что ставки можно поднимать бесконечно. Я бросил ещё шиллинг. Канинхен внимательно смотрел на меня. Вероятно, он сейчас размышлял: у меня на руках два туза или это просто наглый блеф. Прошло ещё три поднятия ставок, прежде чем мы перешли ко второму кругу торгов. На столе появилось три открытые карты: восьмёрка и тройка пик, тройка червей. Для меня пока ничего выигрышного, но восьмёрка пик оставляла надежду. Я сделал невозмутимое лицо, бросив в банк два шиллинга, от англичанина уже была приписка в двадцать минут свидания с заключённой.

Казалось, Канинхен наслаждается самим процессом, неторопливо поглядывая то на свои, то на открытые карты. Дым от его сигареты медленно поднимался к потолку. Каждый из нас глубокомысленно рассуждал, оценивая шансы на победу. Это было похоже на дегустацию незнакомого коньяка — долгий путь игры с неизвестным будущим. Мне оставалось только надеяться на следующий раунд торгов: новая открытая карта, новая возможность получить выигрышную комбинацию. Сублейтенант, настоящий бизон игры, чувствовал моё настроение.

— Придётся тебе, Шатопер, поискать другую Флёр-де-Лис, — после небольшой паузы добавил: — Ступай домой, Гюго. Отдохни. Мне уже порядком надоела возня вокруг этой дамочки, — хотя по его лицу было видно, что ему всё это далеко не надоело: хищник в засаде. — Думаю, тебе пора, — он ехидно усмехнулся. Его волосы над ушами задорно топорщились.

На это я только покачал головой:

— Ещё рано. Дождёмся ривера, — с безразличным тоном прозвучал мой ответ.

Британец сочувствующе вздохнул. Мы перешли к следующему кругу торгов — тёрну. На борд легла ещё одна карта — дама треф. Я воспрял духом и изобразил победоносный вид.

— Полагаю, сэр, сегодня неплохая погода, — я натужено кривился в улыбке, бросая пару шиллингов в банк и видя, как Канинхен приписывает двадцать минут.

Мои монеты кончались, мы подходили к последнему раунду — риверу. Я помолился про себя и пошёл на обман (для меня в той ситуации это был не обман, а военная хитрость). Я взлохматил волосы и заявил:

— Помню, что фишки заявляют перед раундом.

Канинхен с интересом взглянул на меня и одобрительно кивнул, подняв палец вверх.

— Таковы правила.

Я продолжил:

— У меня есть бутылка «Dewar’s», — произнёс мой язык, но мой мозг кричал: «Что ты говоришь? У тебя нет никакой бутылки. Что ты отдашь, когда проиграешь?» Кто-то другой внутри меня, не раздумывая, отвечал: «Ты не проиграешь! Ты просто должен выиграть! Давай, рискни!»

— Откуда у тебя бутылка такого виски? — Канинхен недоверчиво смотрел на меня.

— Выменял у французов, — придумывал я на ходу.

— Каких ещё французов? — на лице сублейтенанта появилось недоумение.

— У депортированных из Сирии вишистов, — вспомнил я стоявшее в гавани судно под французским флагом. — Транспорты с ними из Бейрута появляются сейчас в гавани.