Мальтийская история: воспоминание о надежде

Я вглядывался в лица этих французов, пытаясь увидеть, что-то особенное, может быть, даже неуловимое на первый взгляд. «Ведь должны же они чем-то отличаться от меня, от моряков «Бретани»?» Но ничего особенного не видел. Обветренные лица, блёклые глаза, выгоревшая тропическая униформа — от них веяло тоскливой апатией, никаких эмоций — ни злости, ни ненависти, ни раздражения — как можно было бы ожидать от солдат разгромленной армии. Прислонившись спиной к стене палубной надстройки сидел молодой лейтенант с забинтованной головой, рядом с ним, положив голову ему на колени, лежала девушка — наверное, жена. Он гладил её по спине. Его глаза, не мигая, смотрели вверх.

— Всё будет хорошо, милая, — негромко произнёс лейтенант, судя по акценту, эльзасец. Девушка не ответила, её глаза были закрыты.

На мгновение меня охватила жалость к ним, но мой взгляд остановился на перевязанной голове офицера, напоминая мне, кто передо мной. Этот человек ещё пару недель назад сидел в окопах под Бейрутом или Пальмирой и, не щадя жизни, убивал солдат союзнических войск — британцев, австралийцев и малочисленных французов из «Свободной Франции»; с воздуха его прикрывали стервятники люфтваффе.

Я поморщился, мне стало противно: передо мной сидел предатель в окружении сотен таких же изменников. Вишист не смотрел на меня, но даже, если бы и взглянул, то всё равно не понял бы, кто пробирается мимо него: по одежде мы ничем не отличались от гражданских беженцев. А если бы знал? Кто я в его глазах? Предатель? Изменник? Ответ вряд ли бы мне понравился. Однако в то время это было так: он отважный офицер регулярной армии «нейтрального» Французского Государства, основанного на обломках Третьей Республики, а я прислужник и наймит англичан, уничтоживших наш флот в Алжире, разгромивших ближневосточную армейскую группировку в Сирии и Ливане. Я оглянулся на Надэж, робко пробиравшейся между телами на палубе.

— Поспешим, — схватив девушку за руку, я с сердитой миной потащил её за собой. От неожиданности она наступила на ногу лежащему солдату, но тот даже не шелохнулся. Вскоре мы спустились в машинное отделение. Моя спутница пугливо озиралась по сторонам. Но даже там мы обнаружили дремлющих по углам наших репатриантов. Я нашёл в дальнем углу подходящее место, затолкал туда Надэж.

— Хватай, переодевайся, — и раскрыл мешок в её руках.

Женщина стояла столбом.

— Надэж, у нас нет времени, шевелись, — я встряхнул её за плечи — никакой реакции от неё.

Тогда мне пришлось самому начать расстёгивать рубашку на ней. Это её привело в чувство. Она отстранила мою руку и начала суетливо переодеваться. Я повернулся к ней спиной, загораживая от постороннего взгляда. Послышался стук выброшенных кирпичей. Через пару минут я повернулся к ней и осмотрел её: на пароходе появилась медсестра из Бейрута — Надэж Растиньяк, которую забыли записать в маршрутный лист.

Вздох облегчения: мне показалось, что я выполнил свою миссию. Меня охватила разрушительная расслабленность — резкий скачок от невероятного напряжения к состоянию удовлетворения: я сделал всё возможное и победил. Но тут же возникло чувство ненужности. Чтобы как-то убрать это ощущение начал суетливо запихивать в мешок снятую Надэж одежду.

— Куртку постелешь на палубу — так будет лучше. Всё-таки трое суток пути, — я боялся поднять на неё глаза — страх увидеть что-то на её лице. Что-то, что заставит меня совершить непредсказуемое, хотя в сумраке трюма невозможно было разглядеть выражение её глаз. — Тебе, может, лучше остаться здесь, внизу, на случай, если они захотят сделать проверку пассажиров.

Слушала ли она меня? Я не знал. Впрочем, я и сам себя не слышал — мне надо было уходить, надо было прощаться. Что сказать ей на прощание? Я оставлял Надэж часть себя, как оставил Найдин, экипажу «Бретани», Папаше Гийому. Останется ли что-нибудь во мне после их ухода? Я не знал. Почувствовал прикосновение её ладони к своей руке. Всё-таки поднял на неё глаза — ничего не увидел: размытые черты лица, наверное, слабая улыбка.

— Поднимемся на палубу, — прозвучал из её уст то ли вопрос, то ли утверждение. На мгновение меня охватило оцепенение. — Мне надо вытереть сажу.

— Да, конечно, — я торопливо начал вытирать ладонями её щёки. Она покорно ждала окончания моих манипуляций. Потом чуть слышно вздохнула. Наверное, с этим вздохом я услышал её улыбку.

— Думаю, это сделать лучше водой, — возможно, Надэж почувствовала неловкость.

— Да, конечно, — растерянно ответил я, развернулся и поспешил к трапу.

Она последовала за мной. Мы вышли наверх. В выемке палубной надстройки стоял жестяной бак с водой. Мы пробрались к нему. На баке валялись помятые кружки. Я зачерпнул немного воды, полил ладонь и начал нежно стирать с её лица чёрные пятна. Из пассажиров никто не обращал на нас никакого внимания. Мы были как будто только вдвоём — мне так хотелось, я так чувствовал.