Мальтийская история: воспоминание о надежде

— О, простите, мадам Растиньяк. Прошу меня извинить. Разрешите представиться: Викто́р Ракито́ф, — мои уши ещё больше покраснели. «Дьявол! Как нехорошо получилось! Тоже мне кавалер!» — корил себя.

— Что Вы! Не стоит, — она продолжала улыбаться мне, и я воспрянул духом.

— Что у Вас произошло? — я переступал с ноги на ногу.

Девушка подперла щёки кулачками и, глядя на рыбацкие лодки, пришвартованные в бухте, поведала свою историю:

— Плыла из Тулона в Триполи через Геную, но наш пароход задержали английские катера, и вот нас препроводили для досмотра в Ла-Валетту: пароход ведь итальянский, — она пожала плечами.

— А что Вы делаете здесь? На набережной? — спросил я, но тут же опять понял бестактность своего вопроса. — О, простите за мой допрос, мадам Растиньяк, — машинально выставил вперёд открытые ладони в жесте извинения.

— О, нет, — Надэж продолжала смотреть на море. — Взяла в порту кабриолет…

«Всё-таки, только парижанка может назвать старую портовую колымагу кабриолетом», — усмехнулся про себя.

— …но гостиница оказалась заполненной, извозчик взял сто франков… — продолжала девушка.

«Сто франков!» — я присвистнул.

— …и, не дождавшись меня, уехал. Вот и всё, — закончила мадам Растиньяк и обернулась ко мне. На меня доверчиво смотрели широко распахнутые глаза.

— Позвольте Вам помочь, мадам Растиньяк, — как можно искренне я изобразил участие в судьбе несчастной девушки.

Она благодарно посмотрела на меня, хотя благодарить меня пока было рано: я ничего ещё не сделал.

— Могу показать комнаты для аренды, где Вы можете остановиться до того, как Ваш пароход отправится в Триполи, — мне нравилась роль спасителя попавшей в беду соотечественницы, и вот, подхватив её чемодан, я повёл свою новую знакомую по адресам сублейтенанта Канинхен.

По дороге беседа у нас не получилась: девушка всё больше молчала, а я рассказывал о погоде и особенностях сдаваемых в наём комнат. Мы прошли дом «Святой Николай», где находилась моя комната, я показал ей свои окна. Она устало пошутила:

— Вам здесь, наверное, лучше, чем в Нанте?

«Лучше, чем в Нанте?» Вспомнил родителей, для которых родной город стал могилой. Возможно… Вслух ничего не ответил.

Ходить нам пришлось недолго: в нескольких кварталах от моего дома мы нашли неплохую комнату с балконом на втором этаже и окнами на тихую улочку. Доброжелательные хозяева — пожилая пара — из соседней квартиры радушно приняли новую постоялицу.

Я не стал докучать мадам Растиньяк — ей надо было привести себя в порядок и отдохнуть — и отправился гулять по городу в поисках новых ощущений от незнакомого места.

Но первое впечатление от мощных рыцарских бастионов уже прошло, милые старинные дома из светло-жёлтого песчаника внушали спокойствие и умиротворение. Хотелось сесть во внутреннем дворике какого-нибудь домика и забыться навсегда — других впечатлений я не нашёл.

Но время шло, и мне надо было возвращаться на судно к вечерней поверке.

После поверки на «Бретани» остался вахтенный, остальные члены команды разбрелись кто куда: по ресторанчикам, кафе или пабам. Я последовал их примеру и, найдя на улице святого Павла рыбный ресторанчик, позволил себе ужин с бокалом белого вина. Шумные людские ручейки, растекающиеся по мостовым, уносили вдаль мысли о войне, грохочущей в моей стране. Да к тому же вино было чересчур великолепным — это уж поверьте мне как французу с берегов Луары. Сидел и пил приятный напиток, бокал за бокалом, пока не почувствовал расслабленность во всём теле, глаза закрывались сами собой.

Глаза закрывались всё чаще и чаще, и к своему стыду передо мной всё чаще и чаще стал возникать образ увиденной на набережной девушки — Надэж (странное имя!) Растиньяк (не менее странная фамилия!). Как я мог вообще думать о девушке, когда ещё десять дней назад погибли мои родители. Действительно, было очень совестно перед собой. Но чем больше думал о ней, тем сильнее рождались аргументы в моё оправдание: одинокое беззащитное создание в незнакомом городе! Какой надо быть скотиной, чтобы не помочь ей. «Всему виной моя отзывчивость, — постановил я, потом вздохнул: — Что же, спасибо родителям: таким воспитали».

Единственное, что меня немного коробило в воспоминаниях о Надэж: она ни разу не поправила меня при обращении к ней «мадам» — значит, она замужем? «Какая разница! Ты же помогал бескорыстно!» — буквально прокричала моя совесть. «Да, конечно. Какая-то чепуха лезет мне в голову, — оправдался я перед собой. — Наверное, из-за вина — вино здесь такое», — снова нашёл причину своих постыдных мыслей.

Вдруг кто-то потряс меня за плечо — это оказался официант:

— Думаю, Вам пора, — раздался его мягкий голос.

Вяло кивнув ему, расплатился и покинул нетвёрдой поступью ресторанчик, намереваясь попасть в дом «Святой Николай» на улице Сент-Джонс, где меня ждала мягкая постель. Но это оказалось не так просто, я петлял по узким тёмным улочкам, иногда спрашивал у прохожих дорогу, они махали куда-то рукой, я шёл, но попадал опять не туда.