Командир маньчжурских стрелков знал, что ни одного солдата в деревне нет, поэтому чувствовал себя полным хозяином в ней. И на крыльцо дома Раздутича вышел так, словно на крыльцо собственного барского особняка.
– В мое спасение поверить так же трудно, как поверить в возвращение с того света.
– В общем-то, да, вы правы. Война порой порождает невероятные сюжеты, достойные пера Тургенева.
– По всем законам криминалистики, я уже никогда не должен был видеть свободы.
– Причем какой свободы! Свободы диверсанта.
– Оказывается, существует и такая, – согласился с ним лагерь-майор. – Никогда раньше не задумывался над этим.
– Тем яростнее проявляйте себя теперь как диверсант, – настоятельно посоветовал Иволгин, а, немного помолчав, неожиданно добавил: – Какая изумительная выдалась нынче ночь!
– Редкостная, не возражаю.
– В такую вовсю хочется жить, пусть даже в этой забытой богом и людьми деревушке.
– От вас ли я слышу это, господин подполковник, – иронично рассмеялся Чолданов, подталкивая плененного ими старшину к «воронку». – Еще недавно вы изрекали нечто иное.
– Помню, – смиренно признал Иволгин. – Постоянно впадал в какие-то бредни по поводу Лондона и Парижа. Но ведь совсем недавно я и предположить не мог, что, добыв четыре красноармейские формы, мы еще и сумеем освободить некоего несостоявшегося диверсанта, посланного в Россию для убийства Кровавого Кобы.
Лично он пока что не знал, как ему воспользоваться свободой этой ночи. Мудрее всего было бы провести в этой деревне еще две-три ночи, чтобы отмыться, отоспаться и вообще привести себя в божеский вид, однако всякая оседлость, пусть даже временная, уже начинала страшить подполковника. Слишком уж он привык к кочевой жизни. Привык сам и приучил к этому своих стрелков.
– Нет, господин подполковник, такого лихого нападения на энкавэдистский «воронок» князь Курбатов вам не простит, – молвил Чолданов, которому тоже очень не хотелось оставлять дом Раздутича. – Это он должен был совершить подобный налет, вместе с бароном фон Тирбахом. А так получается, что в Берлин они прибыли с пустыми руками.
– Откуда нам знать, как они прибыли туда? – возразил Иволгин. В душе он не раз укорял себя за то, что не согласился идти с Курбатовым. Но только в душе. Никто из подчиненных его об этом не догадывался.
– Зато теперь мы знаем, что нам, лично нам, есть с чем идти хоть в Берлин, а хоть в Рим, – подсказал Перс. – И даже предстать перед самим фюрером.
– Так почему бы не воспользоваться такой возможностью, господин подполковник? – завершил его мысль Чолданов.
С ответом Иволгин не торопился. Знали бы они, как трудно расставаться с идеей создания Народной армии Поволжья! Причем делать это сейчас, когда он оказался столь близок к ее осуществлению.
Тела убитых погрузили в машину, туда же усадили связанного, с кляпом во рту, старшину и забросили лопату. Километра через два Перс, который сидел за рулем, остановил машину над болотистой низиной.
– Не убивайте меня, – попросил старшина, завершив копать яму для погибших. – Зачисляйте в свой отряд, все же лучше, чем гнить в этой болотной жиже.
– Тебя нельзя – предашь, – покачал головой Иволгин.
– Я машину хорошо вожу, лучше этого вашего Перса, или как его там, – объяснил старшина, сбрасывая в яму тело одного из убитых охранников. – А коль согласился вести машину, на которой вы ехали, назад мне дороги нет, расстреляют как предателя.
– Нельзя ему верить, как считаете, ротмистр? – обратился подполковник к Чолданову.
– В принципе он оправ: с той минуты, когда сядет руль нашей машины, возврата ему нет. А то, что он красным служил… Так ведь здесь уже все под красными жили, все большевичкам прислуживали. Из кого тогда Народную армию создавать изволите, господин главнокомандующий? – с особым сарказмом произнес он это свое «главнокомандующий».
– Ваше мнение, прапорщик? – повернулся Иволгин к стоявшему чуть позади него и сбоку Персу.
– Водитель из меня не ахти, сами видели. А пристрелить всегда успеем.
Подполковник еще немного поколебался и, приказав старшине забросать тела глыбами торфа, позволил сесть за руль.
– Будь вы германцами, я, наверное, не согласился бы, – пробормотал охранник, садясь за руль. – Но вы-то ведь русские.
– Не набивайте себе цену, старшина, – проворчал в ответ Иволгин, усаживаясь рядом с ним.
– Куда путь держать намерены, господин подполковник, – возник у приоткрытой дверцы кабины ротмистр Чолданов.
– Пока не знаю, главное, подальше отсюда.
– А вопрос принципиальный. Надо бы решить: на запад или на восток? Теперь у нас есть машина, оружие, мундиры и германский диверсант. Тогда чего ждем? Не готово Поволжье к восстанию. Не поднять нам его, это же ясно, как Божий день.
– Не только Поволжье, – уточнил несостоявшийся командарм белой армии Поволжья, – вся Россия к этому не готова. Видно, так оно было предрешено свыше. Тем более что оставаться в этих краях нам уже все равно невозможно. В поисках такого диверсанта энкавэдисты всю округу выжгут и вспашут.
39