Маньчжурские стрелки

Всю команду суденышка: капитана, рулевого, механика и палубного матроса – он заставил сгрудиться на баке и поднять руки. На помощь ему подоспел Кондаков. Быстро осмотрев судно и убедившись, что никого на нем больше нет и что в трюме его – ящики с тушенкой, рыбными консервами и… патронами, он вновь появился на палубе.

Сержант пытался что-то там объяснить «смершевцам», однако Иволгин прошелся по нему и его группе густой автоматной очередью, к которой тотчас же присоединилась очередь Кайманова.

Пораженный этой сценой юный матросик, которому вряд ли исполнилось лет семнадцать, прыгнул за борт и попытался доплыть до камышовых зарослей, однако Кондаков спокойно, как в тире, расстрелял его из пистолета.

– Куда направлялось ваше судно? – поинтересовался он у капитана.

– Сначала объясните, кто вы такой и по какому праву расстреляли стольких бойцов, которые… – однако договорить ему Кондаков не дал. Схватив моряка за седеющие волосы, он дулом пистолета нанес ему сильнейший удар в живот, а когда тот опустился на колени, сорвал с него форменный китель и двумя выстрелами отправил вслед за матросом.

– Мотористу и рулевому занять свои места! – приказал он, лично обыскав каждого из них. – Прапорщик Кайманов, отвечаете за работу моториста. Иволгин и Перс – собрать оружие и боеприпасы и перенести их на борт. Командование крейсером «Волжанин» принимаю на себя, – воинственно осклабился он, взглядом бывалого капитана осматривая судно.

– А не взять ли нам курс на Персию? – заинтригованно произнес Перс, тоже мысленно перевоплощаясь в бывалого морского пирата.

45

Когда Курбатов вошел, Скорцени сидел, упираясь руками в ребро стола, и задумчиво всматривался в «бойницу» готического окна.

– Садитесь, полковник, – проговорил он, все еще не отрывая взгляда от оконного витража. – И отвечайте на мои вопросы твердо и ясно.

Курбатов мельком взглянул на Штубера и погрузился в одно из свободных кресел, стоящих у приставного столика. Но, прежде чем задать свой первый вопрос, обер-диверсант нажал на кнопку звонка, и вскоре в кабинете появился денщик с бутылкой французского коньяка и бутербродами.

– Надеюсь, барон обстоятельно объяснил вам, в каком благословенном замке вы находитесь, князь Курбатов? – спросил Скорцени, когда денщик расставил наполненные коньяком рюмки и блюдца, на которых лежали бутерброды с ветчиной.

– Очень обстоятельно.

– И столь же обстоятельно вы утвердились в намерении окончить наши «Особые курсы Ораниенбург», как мы их официально, для непосвященных, называем?

– Если мне будет это предложено.

– Вам уже предложено, – резко ответил Скорцени.

– Простите, я как-то упустил этот момент из виду.

– Вам давно предложено это, Курбатов. Иначе вы не оказались бы за стенами Фриденталя, а были бы расстреляны за двести метров от его ворот. Именно так, за двести метров от них!

Курбатов поиграл желваками. Он не привык, чтобы с ним разговаривали подобным тоном.

Однако понимал он и то, что Скорцени давно не интересует настроение людей, которым позволено оказаться по эту сторону ворот Фриденталя. И слушать в подобных ситуациях он привык в основном себя.

– В таком случае мои намерения вам уже ясны, – как можно сдержаннее отреагировал он.

– Тогда столь же обстоятельно поведайте мне, кем вы видите себя в будущем, князь.

– В будущем? В послевоенном будущем? – явно не ожидал подобного вопроса Курбатов.

– Что вы мямлите, полковник? Я задал вам элементарный вопрос.

– Извините, но мне трудно судить об этом.

Скорцени удивленно взглянул на Штубера.

«Кто этот человек?! Кого ты мне привел?! – ясно прочитывалось в этом взгляде. – А главное, какого дьявола ты его привел сюда?!»

– Вам приходилось слышать когда-либо более невразумительный ответ, нежели этот, гауптштурмфюрер? – спросил он вслух.

– Курбатов – всего лишь солдат, господин штурмбаннфюрер. Война отучила многих из нас фантазировать на тему своего будущего, приучив вместо этого жить от приказа до приказа.

– В таком случае вопрос к вам, умник вы наш, психолог войны. Кем видится в будущем русский князь Курбатов лично вам?

– Над этим следует поразмыслить.

– Ведь не предполагаете же вы превращать его в подрывника крестьянских подвод и грозу московских пригородных поездов? Или, может, попытаетесь использовать его в качестве подсадного в одном из партизанских отрядов?

– Что выглядело бы нелепо, – проворчал Штубер. А встретившись взглядом с Курбатовым, как можно вежливее объяснил: – Мы не можем готовить своего элит-курсанта, не зная, кого именно мы готовим, на что его нацеливаем.

– Понимаю, – сочувственно кивнул Курбатов. – Да сих пор я оставался маньчжурским стрелком, которому нужно было пройти из конца в конец наводненную войсками Россию.

– Этого мало, полковник, – решительно рубанул рукой Скорцени. – Вы должны чувствовать себя «коршуном Фриденталя», способным пройти этот мир от океана до океана, дьявол меня расстреляй.

– Князь Курбатов не был замешан ни в коммунистическом, ни во власовском движении, он не был сторонником ни сталинизма, ни фашизма, – перевел Штубер взгляд на обер-диверсанта рейха.

– Уже кое-какие проблески.